Друзья, любимые и одна большая ужасная вещь. Автобиография Мэттью Перри - Мэттью Перри

от всех денег, всей славы, всего этого дерьма, чтобы жить в квартире с регулярной арендной платой. Я бы променял постоянное беспокойство о деньгах на то, чтобы избавиться от этой болезни, от наркозависимости.

Я не только болею этой болезнью, у меня она и протекает тяжело. На самом деле у меня все обстоит настолько плохо, что вы даже не сможете представить. Зависеть — значит все время стоять спиной к стене, ожидая нападения. Рано или поздно наркозависимость меня убьет. Роберт Дауни-младший, говоря о собственной наркозависимости, однажды сказал: «Я чувствую себя так, как как будто у меня во рту пистолет, мой палец лежит на спусковом крючке — и при этом мне нравится вкус металла». Как я его понимаю. Даже в хорошие дни, когда я трезв и смотрю вперед, это чувство всегда со мной. Пистолет по-прежнему там.

Думаю, что в мире осталось уже не так много опиатов, способных вызвать у меня кайф. Да, я нахожусь на дне, очень глубоко на дне. Мои дела должны будут пойти совсем скверно. «Эта Вещь» должна на самом деле стать большой и ужасной, прежде чем я сумею от нее избавиться. Когда я работал над сериалом «Мистер Саншайн» — а я не только снимался в нем, но и писал для сериала, а также работал дома над заметками, адресованными автору сценария, — я ставил рядом с собой бутылку водки и подготавливал себе 13-14 рюмок, но не обычных, а «домашних», которые втрое больше обычных. После четырнадцатой рюмки на меня уже ничего не действовало, и я прекращал пить.

Думаю, что сейчас я нахожусь в схожей ситуации с опиатами. Их мне всегда было мало. В Швейцарии я принимал по 1800 миллиграммов опиатов в день — и не ловил кайф. Так что же прикажете мне делать? Позвонить наркоторговцу и попросить все наркотики сразу? Теперь, когда я думаю об оксиконтине, в моей голове сразу же всплывает мысль о перспективах носить калоприемник всю оставшуюся жизнь. Но это то, с чем я не могу справиться. Вот почему я думаю, что мне будет довольно легко продолжать отказываться от опиатов — они больше не действуют. Главное, чтобы я после очередной операции (а их у меня было уже 14) не очнулся с намертво пришитым калоприемником.

Пришло время придумать что-нибудь еще. (Говорят, что следующий уровень — это героин, но я в ту сторону не пойду.) Между прочим, мой отказ от алкоголя и опиатов не имеет ничего общего с принуждением. Просто они больше не работают. Если бы кто-нибудь прямо сейчас вошел в мой дом и сказал: «Вот тебе 100 миллиграммов окси», я бы сказал: «Мне этого мало!»

Однако проблема сохраняется: я остаюсь собой, куда бы ни пошел. Я приношу с собой свои проблемы, тьму и всякое дерьмо, поэтому каждый раз, покидая реабилитационный центр, я изучаю географическую карту и покупаю себе новый дом. И потом в нем живу.

И первое, что я делал, когда приходил осматривать эти дома (хобби у меня такое), — я рылся в аптечках домовладельцев, чтобы посмотреть, нет ли у них каких-нибудь таблеток, которые я мог бы «позаимствовать». Не надо быть полным мудаком — вы должны взять правильное количество таблеток. Нельзя брать слишком много, иначе они точно узнают, кто это сделал. Важно проверить дату, которая стоит на банке с таблетками — зачем вам препараты с истекшим сроком годности? Правда, если срок годности давно истек, то можно взять их целую кучу. Но если таблетки совершенно новые, то лучше взять их пару, не больше. В воскресенье я обычно обходил пять открытых для осмотра домов — это занимало весь день.

Были времена, когда я принимал по 55 таблеток в день. Когда я просыпался, то должен был каким-то образом обеспечить себя этими таблетками. Все это было похоже на полноценную работу с полной занятостью. Вся моя жизнь превратилась в арифметику. Итак, мне нужно 8 штук, чтобы вернуться домой. Я буду там часа 3. Значит, мне нужны еще 4 таблетки. А потом я должен прийти на званый обед. Еще 7… И все это для того, чтобы просто поддерживать себя в нормальном состоянии, чтобы не болеть, чтобы избежать неизбежного, то есть детоксикации.

Я представлял себе, как эти домовладельцы возвращаются после дня открытых (для меня) дверей и в конце концов в какой-то момент заглядывают в свои аптечки.

«А может, это Чендлер… Да нет, такого не может быть! Это уж точно не Чендлер Бинг!»

Теперь вместо всех открытых домов я построил свой. Я начал этот процесс, потому что около восемнадцати месяцев назад увидел, что не могу закончить предложение. Мой мир стал плоским и ужасным. Ко мне приходили врачи, приходила моя мама, все приходили и жалели меня, потому что я не мог говорить. Вот до чего я дошел. Нужно было что-то делать.

В это время я владел пентхаусом за 20 миллионов долларов в Сенчури-Сити. Здесь я несколько месяцев кряду принимал наркотики, смотрел телевизор и занимался сексом с девушкой.

Однажды ночью я отключился, и она тоже отключилась. Когда мы очнулись, я увидел, что у моей кровати стоят моя мать и Кит Моррисон. «Значит, — подумал я, — мы вместе с Китом снимаемся в очередном эпизоде сериала „NBC: Дата“. Но что здесь делает моя мать?»

Мама посмотрела на мою девушку и сказала: «Я думаю, тебе пора идти».

Эти слова спасли мне жизнь.

* * *

Отец тоже несколько раз спасал мне жизнь.

В первый раз — когда он помог мне добраться до Марины-дель-Рей. Было это после того, как Джэми Тарсес сказала мне, что я исчезаю. Я смертельно боялся, того, что всю оставшуюся жизнь проведу без радостей. Примерно через три недели я позвонил Марте Кауффман и Дэвиду Крэйну и сказал, что я «завязал» и могу вернуться к «Друзьям».

— Когда ты вернешься? — сказали они. — Нам очень нужно, чтобы ты вернулся. Предстоит очень напряженная работа. Мы должны начать ее через две недели, иначе все пойдет прахом.

Но я все еще был очень слаб. Когда мой отец услышал тон нашего разговора, он перезвонил Марте и Дэвиду.

— Если вы будете и дальше так вести себя с ним, — сказал папа, — то я заберу его из вашего телешоу.

Я был так благодарен ему за то, что он снова стал моим отцом и занялся отцовскими делами, но я также не хотел никому создавать проблемы. Они просто делали