Когда-нибудь мы будем улыбаться - Мария Франк

понимаешь?

Я делаю глубокий вдох.

– Лерочка, успокойся. Ты ни в чем не виновата.

– Не нужно меня успокаивать. Я знаю, что вина на мне.

Закрываю рот рукой, вспоминая еще одну деталь нашего с Тошей последнего разговора.

– Юль, я не дослушала его.

– Что ты имеешь в виду?

– Он говорил мне что-то, а я сбросила, – хрипло объясняю подруге. – Я не дослушала его фразу. Он сказал «Лер, я тебе…», а дальше я сбросила вызов.

– Зачем ты это сделала?

– Не знаю. Я думала, что он опять начнет мне говорить о своих чувствах, а мне не хотелось этого слышать. Я хотела ему перезвонить, но не сделала этого.

Какая же я дура, если так поступила с близким человеком.

– Давай я сейчас приеду, – предлагает Юля. По ее голосу понятно, что она плачет.

– Нет. Не сейчас. Мне нужно идти.

– Ты все-таки решила сходить на похороны?

– Да. Мне необходимо увидеть его в последний раз. Так будет правильно.

– Умница, – тихо говорит Красильникова. – Я горжусь тобой. Могу я приехать, хотя бы вечером?

– Да. Думаю, что вечером я буду уже дома.

Не дожидаясь ответа, отключаю телефон. Надев черные джинсы и черную зимнюю куртку, выхожу из квартиры. Я не выходила на улицу всего один день, а все вокруг уже кажется таким незнакомым и странным. Мир стал другим, когда не стало Тоши.

Рано утром я позвонила Виктории Александровне, уточнив все о похоронах.

Целую ночь я не могла уснуть. Меня мучили мысли о том, что это я виновата в смерти Антона. Только я. Никто другой. Чувствуя вину, я решила пойти на эти похороны. Мне нужно там быть.

* * *

Набрав в легкие побольше воздуха, подхожу к маме Антона.

– Здравствуйте.

– Привет, Лер. Как ты?

– Лучше и не спрашивайте. Когда все начнется?

– Минут через десять, – шепчет Виктория Александровна и вытирает слезу. – Ты все-таки решила прийти.

Я киваю.

– Я решила, что так будет правильно.

Когда я поправляю капюшон куртки, мама Антона замечает мою перебинтованную руку.

– Лер, это что?

Опустив взгляд, убираю руку в карман.

– Ты…

– Нет, я не пыталась покончить с собой. Я просто кулаком разбила зеркало.

– Ужас. Сильно болит?

В ответ качаю головой.

– Рана глубокая?

– Не больше душевной.

Виктория Александровна обнимает меня и начинает рыдать. Я делаю то же самое.

– Поверить в это не могу, – шепчет она. – Еще вчера он ходил в садик, а уже сегодня я на его похоронах. Он так просил меня купить, этот чертов мотоцикл…

Я еще крепче обнимаю маму Тоши.

– Я ведь и не хотела покупать ему мотоцикл, но Антон буквально умолял меня это сделать. Если бы я только знала, чем обернется эта покупка для него.

– Вы ни в чем не виноваты.

Минуты две мы просто стоим, обнявшись, пока не подходит какой-то мужчина и говорит, что привезли тело. Тело, черт возьми. От этого слова, меня передергивает и начинает трясти. Не выдержав всего этого, отхожу подальше от этой толпы.

Спустя три минуты я так и не решаюсь посмотреть в сторону гроба.

Ко мне подходит какой-то парень и закуривает сигарету. Я не обращаю на него внимания, пока не начинаю кашлять от сигаретного дыма. Но я не сдвигаюсь с места.

– А ты чего здесь стоишь? – спрашивает у меня этот парень.

– У меня нет сил, быть там, – шепчу, указывая в сторону толпы.

– Ты Антону кем была?

– Почему «была»? Я и есть его подруга.

Ненавижу говорить о Тоше, в прошедшем времени.

– Тебя случайно не Лерой зовут?

– Да. Я Лера, а что?

– Филатова?

Я поднимаю одну бровь, не понимая, к чему клонит этот незнакомец. Он что, меня знает?

– Да. К чему вообще все эти вопросы?

– Просто. Тоха все время о тебе рассказывал. У него почти все разговоры сводились к одному – Лера Филатова.

Пытаюсь улыбнуться, но у меня не получается. Видимо, я просто разучилась улыбаться.

– Ты его друг?

– Ага. Мы с Тохой, с детства дружили. Мы были, как братья.

– Понятно.

Парень выбрасывает сигарету на землю, затем берет меня под руку.

– Пойдем туда. Тебе здесь незачем стоять.

Вместо ответа, киваю. Мне действительно уже пора туда пойти.

– Не бойся ты так.

– Легко сказать.

Опускаю глаза на землю, стараясь смотреть только на нее, пока меня куда-то ведут.

– Все. Мы пришли. – Это звучит, как приговор.

Незнакомец отпускает мою руку и уходит.

Я слышу громкий плач Виктории Александровны, и мое сердце сжимается в тиски. Видимо, это очень сложно, терять своих детей.

Когда-то у меня была непростая ситуация, и я говорила, что выхода нет. Как же я ошибалась. Выход есть всегда, только если ты не находишься в гробу. Как Антон. У него нет выхода.

Делаю глубокий вдох. Второй. Третий. Медленно поднимаю взгляд. Я не сдерживаю крика. Я кричу так, что меня можно услышать в соседнем городе. Нет дела до того, что обо мне подумают. Крик, помогает излить душу.

Крепкие руки прижимают меня к теплому и сильному телу, но я продолжаю неистово кричать. Можно подумать, что кого-то убивают. Да, убивают меня изнутри.

– Тише… тише, – шепчут мне на ухо.

Он там. Его тело лежит в этом чертовом гробу. Огромные гематомы на лице. Глаза плотно закрыты, а я все жду, когда они смогут открыться. Почему его не хоронят в закрытом гробу? Его тело изувечено.

– Антон, нет! – кричу, вырываясь из рук какого-то парня. – Нет! Пожалуйста, нет!

Меня буквально оттаскивают от тела Антона. Пытаюсь сопротивляться, но это бесполезно.

– Антон! – снова кричу, захлебываясь слезами. – Тоша!

– Не нужно было тебе все-таки сюда идти.

Подняв взгляд вижу, что нахожусь в крепких руках того самого парня, с которым недавно общалась.

– Отпусти меня, – буквально умоляю, вырываясь из его рук. – Отпусти меня. Я хочу к Антону. Я пойду к нему. Почему он? В мире миллионы людей, которые не ценят жизнь, но продолжают жить. Но почему небеса забрали именно его? За что? – мой голос срывается.

– Давай успокаиваться.

– Я спокойна.

– Ну да, я вижу.

Всхлипнув, прижимаюсь к этому парню и не сдерживаю истерику.

Одно дело – говорить, что человек умер, другое – видеть его в гробу.

– Я пойду к нему. Мне нужно с ним попрощаться.

– Нет. Мы пойдем вместе, но не сейчас.

– А когда? Когда? – снова перехожу на крик.

– Позже.

* * *

– Ты готова?

– К чему?

– Идти к могиле.

Подняв голову, смотрю в карие глаза этого парня. Киваю головой и беру его теплую руку.

– Я сама пойду.

– Нет уж. Я уже пустил тебя одну, и