Кукловод. Капер - Константин Калбазов

– Именно. Сейчас он и его офицеры решают, как прекратить бойню и развернуть охоту за тобой.

– Ч-черт. Умный гад. Кто бы мог подумать? Лейтенант Браун!

– Я, господин капитан, – тут же отозвался Кевин.

– Курс на «Сен-Катрин» и «Мэри».

– Слушаюсь.

– Лейтенант Линч.

– Я, господин капитан, – откликнулся артиллерист.

– Готовьтесь открыть огонь по этим сцепившимся судам. Топим обоих.

– Слушаюсь.

Команда Требютора уже распутывала такелаж обоих кораблей, чтобы обрести свободу и заняться предателем, столкнувшим их лбами с англичанами. Именно в этот момент на оба судна, над которыми развевался французский флаг, обрушились снаряды «Охотника». Причем огонь вели не только пушки, но и все четыре фальконета. Надо заметить, что палубы двух сцепившихся кораблей, да еще и при практически полном отсутствии качки, весьма хорошая цель. Так что процент попаданий был весьма недурным. О чем свидетельствовали облачка от рвущихся снарядов.

Требютор попытался ответить из своих пушек. Но, к его глубокому сожалению, мог задействовать только носовые орудия. Впрочем, с учетом того, что орудия были с двух судов, получился полновесный бортовой залп из четырех орудий. Другое дело, что ни одно из ядер не нашло своей цели. А вот снаряды с «Охотника» били точно. На «Мэри» начался пожар, который постепенно перекидывался на «Сен-Катрин». И французы ничего не могли с этим поделать.

Добившись вывода из боя флагмана, «Охотник» отвернул, чтобы заняться «Гальярдиной» Жана Гасконца. Тот как раз расправился со своим англичанином и, обнаружив предателя, устремился в его сторону. В это время пламя на «Мэри» добралось до крюйт-камеры. Ничего удивительного, учитывая то простое обстоятельство, что пушечные фугасы, проламывая борт или палубу, разрывались уже внутри корабля. Вот огонь и добрался так быстро до пороха.

Взрыв буквально разметал оба корабля. Какое-то время на месте двух судов висело непроницаемое молочно-белое облако. Когда же его отнесло в сторону ветром, от кораблей оставались только плавающие обломки. Да одна из мачт, уже и не понять, чья именно, практически вертикально погрузилась в воду по марсовую площадку.

Гасконец не имел против Ирландца никаких шансов. Впрочем, это понимал Патрик и никак не желал понимать его новый противник. Поэтому вновь началась пляска двух поединщиков, кружащих практически на одном месте в стремлении занять как можно более выгодную позицию.

Между тем команды остальных кораблей продолжали остервенело рвать друг друга. Одни пребывали в недоумении и ярости, с чего это их союзник вдруг переметнулся на противную сторону. Другие в этой же связи испытали подъем боевого духа и, отбросив отчаяние, ринулись в бой, словно обрели второе дыхание. Казалось, они уже видели, что чаша весов неуклонно склоняется в сторону французов. И вдруг появился луч надежды.

– Прими конец, – матрос замахнулся и бросил на причал тонкий трос с привязанным грузом.

Портовый рабочий ловко подхватил брошенную ему с борта фрегата веревку и, быстро перебирая руками, вытянул швартов. Несколько секунд, и трос ловко намотан на кнехт из двух бревен. Проделав это, мужчина поспешил отойти в сторону. Нелишняя предосторожность. Кто знает, в каком состоянии тросы у этого фрегата, по всему видать, проделавшего океанский переход. Не приведи Господь, лопнет, а тогда и человека поломать может.

Постепенно слабина выбралась, и трос, закрепленный на палубе, натянулся, как струна. Опасения рабочего оказались напрасными, и он выдержал нагрузку многотонной махины фрегата. Тот продолжал медленно продвигаться вперед и, поскольку дальнейшему продвижению мешал натянутый швартов, начал прижиматься к причалу. Наконец, заскрипели кранцы, роль которых выполняли старые сети, набитые отслужившими свое обрывками канатов.

Едва только судно замерло у причала, как матросы дали слабину, чтобы рабочий мог перевязать трос на другой кнехт. А на освободившийся намотали кормовой. Теперь дать натяжку с помощью носового и кормового кабестанов. Все. Двадцатипушечный красавец надежно пришвартован в тихой гавани.

– Сэр, швартовка закончена, – обернувшись к капитану, доложил молоденький лейтенант.

Судя по возбужденному виду, парень только-только получил лейтенантское звание. И эта швартовка была первой в его начинающейся карьере. Ничего удивительного в том, что он переволновался и его глаза заливает пот. Нет, конечно, сейчас лето, а здесь не бывает холодно даже зимой, а парень привычен к более прохладному климату. Но только не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: погода тут ни при чем.

– Хорошая работа, Коллинз, – удовлетворенно кивнув и хлопнув парня по плечу, бодро произнес капитан.

Правда, при этом было заметно, что он испытывает некое облегчение. Не иначе как лейтенант только что прошел очередной экзамен, а капитан пребывал в борьбе с желанием взять все в свои руки. Молодой офицер не избежал не только шероховатостей, но даже откровенных ошибок. Так что волноваться было от чего. Однако капитан нашел в себе силы дать возможность птенцу совершить первый самостоятельный полет.

Похвалив юношу, капитан скосил взгляд на своего первого лейтенанта. Тот прекрасно понял начальника и едва заметно кивнул. Да, он обязательно проведет с Коллинзом разбор допущенных свежеиспеченным офицером ошибок. Просто как старший товарищ. Если же замечания начнет делать капитан, это однозначно будет воспринято как разнос.

Вообще-то для английского флота подобное отношение было нетипичным. Здесь привыкли к жесткой, если не сказать, жестокой дисциплине. Даже мичманы и офицеры щеголяли исполосованными плетью спинами. Все так. За провинности на флоте строго спрашивали со всех. Но виконт Омальский предпочитал относиться к своим подчиненным хотя и строго, но с открытым сердцем. И экипаж платил ему тем же, готовый идти за ним хоть в пасть к дьяволу.

– Лейтенант Дайсон, оставить на корабле вахтенных и подвахтенных. Остальным – увольнение на берег. Пусть парни порезвятся.

– Слушаюсь, сэр, – тут же отозвался первый лейтенант.

В общем, ничего удивительного. Обычная практика для капитана, проявляющего постоянную заботу о своих людях. Вот только тем не следовало чересчур уж на это полагаться. На моряка, стоящего вахту слегка пьяным, капитан не обратит внимания. В конце концов, моряки пили во все времена, и даже была предусмотрена полуденная порция рома. Но не приведи Господь любому моряку при этом халатно отнестись к своим служебным обязанностям или опоздать из увольнительной, и уж тем более – к заступлению на вахту. Плетка тут же спляшет на его спине. Вернее, за час до обеда. Именно это время в плотном корабельном расписании отводится на наказания.

– Мичман Портер.

– Я, сэр, – тут же отозвался великовозрастный мичман, которому, похоже, никогда не стать лейтенантом.

Шутка сказать, тридцать два года, а он все еще в мичманах. Ему никак не давались науки, а потому он с треском провалил три попытки получения лейтенантского звания. И если судить по тому, что он прекратил подавать прошения, а к обучению стал относиться откровенно наплевательски, мичман смирился с нынешним положением.