Дело без трупа. Неоконченное дело - Лео Брюс

— Прежде всего несколько слов о семье Феррерса, — сказал он, — хотя в ее истории нет ничего особенно примечательного. Мы с Питером учились в одной школе, и я часто бывал в том напоминающем мавзолей доме с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. Их мать представляла собой приятную, но совершенно заурядную женщину, а отец воспринимался как старый и добрый сентименталист. Я никогда не любил Стюарта и склонен думать, что он, скорее всего, действительно совершил убийство.

Последнюю фразу Уэйкфилд произнес так небрежно, словно хотел подчеркнуть: для него совершенно не важно, кто именно совершил убийство, одно или даже несколько; а мы в его глазах представали парой странных недоумков, кого все это волновало. Но Биф сразу же попытался перебить его, чтобы прояснить смысл высказывания.

Уэйкфилд мгновенно поднял руку в предостерегающем жесте.

— Я вовсе не утверждаю, что Стюарт это сделал, — продолжал он, — потому что всякие расследования, сбор улик и прочее наводят на меня тоску. Но считаю его вполне способным на такое, если преступление представлялось неизбежным. Стюарт принадлежал к числу людей, кому так и не удалось наладить нормальные отношения с окружающим миром; он жил на изолированном островке своих мелких идей. В каком-то смысле подобные личности опасны. При этом он чрезвычайно любил деньги и неустанно трудился, дабы приумножить значительное состояние, доставшееся ему в наследство от отца. Мы с Питером долгие месяцы уговаривали помочь этой газете встать на ноги, но его наши просьбы не трогали. Я с самого начала сказал Питеру, что все наши попытки бесполезны, но он не оставлял надежды до того самого рокового вечера.

— Но почему… — начал Биф.

Уэйкфилд резко повернулся к нему, как учитель, которому помешал читать лекцию по английской литературе мальчик, пожелавший выйти из класса.

— В тот вечер мы предприняли последнюю попытку, — заговорил он, — решив, что, если он снова откажет, мы перестанем рассчитывать на его помощь. По чистой случайности ранее днем в редакцию прислали на рецензию одну книгу, которая, как мы знали, нравилась ему, и Питер решил захватить ее с собой. Книга представляла собой одно из тех отвратительно иллюстрированных крупноформатных изданий «Рубайята» Омара Хайяма, который, как я хотел бы надеяться, давно потерял прежнюю популярность. Издание было огромного размера, в переплете из белого коленкора, с уродливым позолоченным орнаментом на корешке и на задней стороне обложки. Его отпечатали на изготовленной вручную бумаге, а иллюстрации выполнила некая дама, питавшая чрезмерную склонность к розовым и пурпурным тонам. Стюарту нравилось зачитывать вслух цитаты из этого переоцененного критикой стихотворного сборника, и у Питера родился гениальный, как он полагал, план польстить самолюбию брата, попросив его прочитать несколько строф из книги тем вечером.

Мы добрались до дома без четверти восемь, а Бенсон пришел пятью минутами позже. Это был цветущий мужчина, любитель и завсегдатай скачек, глубоко провинциальный и, в сущности, очень скучный человек. Я не вижу никаких причин, почему кому-то понадобилось убивать его, если только какому-то чудаку не пришло в голову уничтожить всех индивидуумов такого типа. Он упомянул, что у него возникла неисправность в машине, а жена недомогала — разговоры на подобные темы обычно и приходилось ожидать от него. После ужина в библиотеке мы, как и было задумано, позволили Стюарту зачитать несколько стихотворных пассажей. Затем перешли к сути дела: решит он или нет купить достаточное количество акций «Новостей на текущий момент», чтобы газета удержалась на плаву? Он не собирался этого делать. Питер потратил немало времени совершенно впустую, стараясь убедить его передумать, а потом мы поднялись, чтобы уйти. Словно ниоткуда возник Дункан с нашими плащами. Питер завел свой старый драндулет, и мы вернулись в Лондон. Он высадил меня перед входом в мою квартиру, после чего укатил. Вот и вся история, и если не осталось вопросов, которые вы хотели задать, не смею вас больше задерживать.

Биф сразу же поднялся.

— У меня нет вопросов относительно приема с ужином в доме Стюарта, — сказал он. — Вы сообщили более или менее все, что я хотел узнать. Но тем не менее, — он сделал шаг в сторону Уэйкфилда почти угрожающе, — есть нечто, о чем я должен непременно вас спросить. Чем вы занимались после того, как Питер Феррерс высадил вас у дверей дома?

— Знал заранее, что вы обязательно спросите об этом, — отозвался Уэйкфилд с улыбкой. — Так вот, могу заверить: я сразу же отправился спать.

— А я «знал заранее», — передразнил Биф, — каким будет ваш ответ. До свидания, мистер Уэйкфилд.

И с видом человека, оставившего последнее слово за собой, сержант грузной походкой вышел из кабинета, предоставив нам с Уэйкфилдом возможность обменяться на прощание взглядами, причем он посмотрел на меня с тревогой, а я — как будто извиняясь за что-то.

По дороге в Сайденхэм я спросил Бифа о виски, которое он заставил меня похитить из «Кипарисов».

— Вы обещали объяснить свои мотивы, Биф, — напомнил я ему, лукаво посматривая на сидевшую рядом со мной фигуру, поскольку пребывал в убеждении, что он забрал напиток вовсе не по профессиональной необходимости.

— Всему свое время, — ответил он. — Сначала его необходимо подвергнуть анализу.

— Анализу? — переспросил я, невольно улыбаясь столь явному уходу от прямого ответа на свой вопрос. — Зачем же вам проводить анализ виски, если этого человека убили с помощью холодного оружия?

— Потому, — на полном серьезе сказал Биф, — что я подозреваю наличие в виски мышьяка.

После чего больше не стал вдаваться в подробности.

Входную дверь нам открыла Роуз и снова проводила в библиотеку, где мы застали одного только Питера. Как мне показалось, он выглядел усталым и глубоко несчастным, хотя вполне приветливо поздоровался с нами и предложил сигареты.

— Этим утром у нас снова побывала полиция. По-моему, у них нет сомнений, что бедняга Дункан покончил с собой.

— Я крайне сожалею об этом, сэр, — отозвался Биф, и в его голосе звучало искреннее сочувствие. — Вероятно, вы сильно переживаете смерть старика, которого знали всю жизнь.

Питер кивнул:

— Да, мы все здесь испытываем схожие чувства. Он был настолько преданным слугой, каких все реже можно встретить в наши времена. И хотя в последний год или два стал более нервным и чересчур чувствительным, всегда справлялся со своими обязанностями даже лучше, чем я смел ожидать от него. Я испытывал к Дункану своеобразную привязанность. Мне же еще вспоминается, как он отводил меня в детский сад, а вечерами забирал оттуда.

— Но у вас есть хоть какие-то соображения, что могло заставить его пойти на самоубийство? — прямо и резко спросил Биф.

— Как мне кажется, он просто не выдержал напряжения, воцарившегося в доме после убийства. Я знаю, насколько его волновало ожидание вызова для дачи показаний и что его слова могли только повредить моему брату. Однако думаю, его жена сможет сообщить вам больше, чем я. Не хотите ли, чтобы я вызвал ее сюда?