Быть Героем - Александр Николаевич Романчиков

действительно непонятно, почему они не снесли маленький отряд на полном скаку.

К слову, Паша и его товарищи оружия так и не достали, возможно, именно этот факт и спас им жизнь.

– Почему вы остановились здесь? – гулким басом спросил всадник, он единственный не носил шлем.

– Моя лошадь повредила ногу, я хотел ей помочь, – ответил Паша, чуть отойдя и указывая на животное.

– Здесь нельзя останавливаться, – как робот, отчеканил всадник.

– Мы стоим совсем недолго, и часа не прошло, – запротестовал Мигэль.

– Останавливаться нельзя, – повторил старший патрульный.

– Но это же случайность, – Паша понимал, что споры бесполезны, но и всадники не спешили предпринимать каких-либо действий.

– Вы подлежите аресту и казни, – наконец-то перешел к конкретике главарь.

– Но… – Паша не сразу нашелся с ответом, – Может, мы сможем договориться?

Старый как мир способ обойти закон мог бы сработать с кем угодно, но только не с этими фанатиками, разум которых представлял собой простейшую программу без возможности саморазвития.

– Ты хочешь купить меня? – чуть ли не зарычал всадник, слегка привстав в седле, чтобы казаться еще выше пешего Павла.

– Нет, я хотел отблагодарить вас за проявленное милосердие, – рассеянно, глядя куда-то в сторону, проговорил Паша и умолк.

– Что… – договорить всаднику не дали.

Короткая вспышка прямо у него перед лицом ослепила не только всадников, но и Ясмину с Мигэлем, которые не ожидали подобного. Паша же действовал быстро и четко, будто всю жизнь тренировал именно эти действия. Пользуясь всеобщим замешательством, он быстро стянул с коня одного из врагов. Тот, увлекаемый тяжестью доспеха, сильно ударился оземь. Добивать его Паша не стал, в ближайшие две минуты он вряд ли смог бы подняться на ноги. Второго всадника он отправил на землю, подрубив ноги лошади. С диким ржанием она завалилась набок, увлекая за собой своего всадника. Этот приземлился мягче, а потому его пришлось зарубить, пока он не вернулся в строй.

Теперь численный перевес был на стороне путешественников. Ясмина оружия не доставала, Мигэль же чуть замешкался, пытаясь вынуть свой лук из-за спины. Впрочем, патрульным предстояло либо отбросить свои длинные пики и достать что-то более пригодное к ближнему бою, либо отойти назад, чтобы на скорости бить врага своими пиками.

На удивление быстро и легко всадники расстались со своими пиками, правда, чуть замешкались с выбором оружия, слишком уж много его у них было. Это позволило Ясмине сотворить облако ядовитого зеленого пара, которое тут же отправилось к одному из всадников, что держал в руках увесистую булаву, весившую никак не меньше пятнадцати килограмм. Едва вдохнув этого пара, богатырь закашлялся и свалился с коня. Он еще долго кашлял, барахтаясь в снегу, а из его ушей, носа и даже глаз сочилась кровь, разбавляя алыми красками белизну снега.

Последний из патрульных не нашел ничего лучше, чем броситься в бегство. Но Мигэль все-таки справился с зацепившейся тетивой, и, после Пашиного кивка, выпустил стрелу, угодившую всаднику точно в спину. Кольчужная рубаха не спасла его, задыхаясь от боли, он булькал кровью, бьющей в гортань из пробитого легкого.

Паша не желал никого щадить, то ли из осторожности, то ли из ненависти к фанатикам, которые не могут видеть дальше, чем им позволяет их идол. Патрульные хрипели и стонали, протягивая руки к солнцу. Будто оно подарило им озарение именно в эту минуту, в короткий миг смерти. Перед лицом своего конца все люди одинаковы, были ли они фанатиками или простыми попутчиками потока жизни и времени. Все не хотят умирать, даже идущие на суицид. И каждый, за тот короткий миг до полной остановки сердца успевает что-то осознать. Что-то такое, чем он уже никогда не поделится, хоть и стоило бы.

Так и эти. Разочарование, боль и безысходность застывала на их лицах, когда они переставали хрипеть, пуская кровавую слюну. Разве что их предводитель, с напрочь выжженным лицом, эмоций на нем не оставил. Их просто не было видно.

Мигэль второпях залечил товарищам раны, которые в горячке боя замечены не были. У Паши оказалась рассечена бровь, наверно туда угодила нога падающего всадника. А Ясмине слегка порезали руку отбрасываемой пикой, которая хоть и не была пригодна для броска, но на короткой дистанции могла причинить вред даже таким образом. Перелом своей лошади Паша лечил сам, желая попрактиковаться в целебной магии. Ему удалось срастить кость, лошадь даже не хромала, лишь изумленно смотрела на своего хозяина.

– В другой раз я приеду сюда за трофеями, – прошептал Паша, – что не увезу, то спалю к чертовой матери.

Уже через десять минут после стычки Павел скакал во главе отряда по злосчастной дороге. Их никто не преследовал, но Паша понимал, что это временное явление. Еще он понимал, что силы стерегущие дорогу весьма щепетильно относятся к своей работе, и уйти от них будет очень непросто.

Продолжать движение по дороге было не безопасно, к тому же рано или поздно им придется остановиться. Пришлось сойти с проторенной колеи и идти по глубокому снегу. Оставалась надежда, что не весь народ этой страны столь кровожаден. Впрочем, эти надежды не мешали Ясмине осыпать проклятиями все, что она видела вокруг, включая Павла, его лошадь, Мигэля и даже небо.

Солнце вышло из-за легких тучек и принялось во всю силу светить холодными лучами. Свет отражался от снега и слепил глаза, Паша уже совсем не разбирал дороги и не понимал, в какую сторону они двигаются. Так они прошли еще несколько часов, пока солнечный свет не сменился полумраком быстро сгущающихся сумерек.

Наконец они наткнулись на хуторок, застывший среди белого поля снега. Преследователей не было видно.

– Вряд ли в этих трех домах наберется армия кровожадных убийц, – окидывая хутор взглядом, Ясмина притормозила коня.

– Да, но останавливаться здесь надолго нам не стоит, – сказал Паша, – Я бы вообще не останавливался. Но животным нужен отдых. И нам тоже.

Мигэль лишь стучал зубами, растирая замерзший нос. Сумерки сковали землю, как бы подгоняя путников к домам, из труб которых весело валил дым.

Вид трех вооруженных, немытых, с заляпанными кровью доспехами, пришельцев явно не внушал доверия мирным жителям. Но жизнь на этом хуторе, видимо, шла каким-то своим путем. Хозяин дома, давно облысевший, коренастый мужичек с пышными усами и бровью не повел, увидев на пороге своих гостей. Наверно, такие наведывались к нему каждую неделю, а то и чаще.

– Чего надобно? – оглядев пришельцев, спросил он.

– Согреться и поесть, – отвечал Павел.

– Золотой, – не мешкая ответил хозяин, – Можешь греческий. Только целый, обрезка не возьму.

Паша не ожидал такого простого