Чосер и чертог славы - Филип Гуден

— Не стоит себя винить за то, Джеффри, что вы не в силах повлиять на волю Провидения, — успокоил его Гонт, отходя от окна и устраиваясь напротив Чосера. — Это Фортуна. Валите все на нее — выдержит! Вы всегда говорили, что у нее крепкие плечи.

— Фортуна не пользуется ножом. Это человеческое оружие.

— Ножом, вы сказали? Я слышал, что Гюйака убили мечом.

Значит, у Гонта хорошие осведомители. И все же он попросил рассказать о случившемся поподробнее и снова наполнил их кубки. Джеффри предельно кратко обрисовал события последних недель с момента их отъезда из Англии до поспешного побега из замка. Не забыл упомянуть и о таинственной личности, Губерте, в частности, об устроенном Губертом нападении на них на постоялом дворе в Кале. По ходу рассказа пристальный взгляд Гонта стал пронзительным. Джеффри описал взрыв на борту речного судна, перевозившего бомбарды. Гонт кивнул, показывая, что об этом ему тоже известно.

Тени в саду постепенно сгустились, и в окно задул слабый ветерок. К комнате стало сумрачно. В стенных нишах горели свечи. Помимо этих ниш, в комнате имелась еще одна дверь. Чосер закончил рассказ, но Гонт по-прежнему смотрел в пол и поигрывал кубком.

— Не будьте к себе излишне строги. Боюсь, что если бы даже де Гюйак и сохранил нам верность, на положение дел это все равно бы не повлияло. Кроме того, как я теперь понимаю, он проигнорировал первую попытку наладить с нами отношения, — ту, что мы предприняли весной.

— Послание, которое вез человек по имени Машо? — спросил Джеффри.

— Возможно, — ушел от прямого ответа Гонт. — Как я уже сказал, его лояльность не могла сильно изменить ситуацию. К настоящему времени слишком большая часть дворянства выступила на стороне Парижа. Владетели Шовиньи и Перигора, к примеру. Лимож на пороге измены. Даже если моему брату удастся подчинить эти земли силой, он потеряет симпатии граждан. Рубя головы, теряешь сердца. Все говорит о том, что герцоги Беррийский и Анжуйский в союзе с герцогом Арманьякским намереваются взять нас в тиски.

— Я и представить не мог, что наши дела насколько плохи.

— Еще хуже, чем вы думаете, Джеффри. Пока вы пребывали вдали от Англии, король Карл официально потребовал возвращения Аквитании.

— В прошлом году он уже так поступал.

— Тогда это была пристрелка. Сейчас — прицельный выстрел.

— Но мы будем драться?

До этого момента Гонт выглядел утомленным. Но слова Чосера возбудили в нем энергию. Он подался вперед, рука инстинктивно сжала подлокотник.

— Конечно, мы будем драться.

— Да, сэр, мы будем драться.

— Вы не секретарь, Джеффри, вам нет надобности повторять мои слова. Я и так знаю, что думаю.

Чосер никак не прокомментировал эту реплику. От внутреннего напряжения Гонт опять сжал подлокотник, но скоро пришел в себя и расслабился. Потом он снова заговорил, но уже примирительным тоном:

— Прошу меня простить, мой друг. По прибытии сюда я обнаружил, что дело приняло куда более опасный оборот, чем ожидалось. Мой брат испортил отношения с гасконской знатью своими притязаниями и высокомерием. Его двор занимает два дворца, он тратит деньги, не считая.

— Принц, конечно, вправе делать то, что ему заблагорассудится.

— Мир изменился, — заключил Гонт. — Принцы не могут больше действовать методами своих отцов, не оглядываясь на последствия. Однако моему брату не хватает ума, чтобы это признать.

Джеффри Чосеру стало неловко оттого, что он стал свидетелем подобных разоблачений. Желая как-то увести Гонта от дальнейших признаний, он вытащил из-под запачканной рубашки футлярчик, который носил не снимая много недель. Передав его герцогу Ланкастерскому, он вдруг почувствовал себя голым.

Гонт без слов вскрыл футлярчик и извлек запечатанное письмо. Чосер выжидал. Ему было любопытно, вскроет ли его Гонт при нем. Но герцог этого не сделал. Он разорвал письмо на мелкие клочки и в пригоршне отнес и бросил в пустой камин. Потом Гонт подошел к углублению, где горели свечи, взял одну и поджег остатки письма. В полумраке комнаты пламя показалось Чосеру необычно ярким. Пергамент вспыхивал и чернел.

Импульсивно Джеффри чуть подался вперед, крепко сжал пальцами резные подлокотники.

— Что такое, Джеффри? — спросил Гонт. Похоже, к нему вернулось хорошее расположение духа.

Я думаю о том, что некий человек пытался убить меня из-за этого документа в Кале и ему это чуть было не удалось, мог бы ответить Чосер. Я думаю о том, как нес на себе запечатанное сообщение сотни миль со строжайшей инструкцией использовать его лишь в крайнем случае. И вот мне никогда не узнать, что же в нем содержалось.

— Теперь я никогда не узнаю, что было в этом послании, — произнес он вслух.

— Как вы думаете, что там было?

Наверное, Чосер мог бы сказать: тайна происхождения Неда Кэтона, милорд. Тайна того, как Анри де Гюйак стал отцом во время своего пребывания в Англии много лет тому назад. О том, что вы вознамерились направить меня в Гасконь в сопровождении внебрачного графского сына в качестве последнего аргумента для восстановления его лояльности.

Однако ничего этого он не сказал, а ответил лишь:

— Боюсь, я слишком вымотан, чтобы играть в головоломки.

— Что ж, коль де Гюйак мертв, думаю, теперь эта тайна не причинит вреда, — сказал Гонт и бросил взгляд на черные хлопья в камине.

Потом поставил свечу на место и произнес:

— Тем не менее то, что я сейчас скажу, должно остаться в этой комнате. То послание должно было напомнить Анри де Гюйаку о случае, происшедшем много лет назад, когда он посещал Англию.

Чосеру стало щекотно. Он был прав! И осторожно поинтересовался:

— Нечто, связанное с Недом Кэтоном?

— С Кэтоном? Нет, не с ним. Сомневаюсь даже, что он родился во время пребывания у нас Анри. При чем тут, собственно, Кэтон?

— О.

— Вы, похоже, разочарованы, Джеффри?

— Всего лишь мои подозрения.

— Вы, поэты, — отреагировал Джон Гонт, — горазды строить всякие фантастические домыслы.

— Вы нас хорошо изучили, милорд.

— Достаточно хорошо, чтобы уловить иронию в ваших словах. Этот… э-э… случай никоим образом не касается Неда Кэтона, но только одного де Гюйака. По его вине умер человек. Проще говоря, он его заколол.

— Кого? Почему?

— Де Гюйак жил в одном доме в Кенте. Дом принадлежал торговцу, не важно, как его звали. Анри пытался взять у него взаймы. Дело в том, что отец не слишком его баловал. В том доме Анри попытался изнасиловать одну из служанок… К несчастью, в самый неподходящий момент появился хозяин дома. При обычных обстоятельствах хозяин принес бы свои извинения и пошел дальше. В конце концов, он был всего лишь торговец, а Анри — граф, пусть и без наличности в кармане. Однако хозяин, похоже, сам был неравнодушен к той девчонке. Между ними разгорелась перебранка, и сгоряча они наговорили лишнего. В результате де Гюйак выхватил кинжал и нанес торговцу смертельный удар.