Простая смертная - Екатерина Оленева

Атайрон перевёл на меня взгляд. В глубине зрачков отражались алые искры пламени, разделяющего нас.

– Просто так вернуться? – он произнёс это не повышая тона, но от его голоса мурашки бежали по коже. – Они убили моего брата, – медленно и весомо выговаривая каждое слово, проговорил он.

– Я не просто соболезную твоей потери – я разделяю её, но не могу игнорировать правду: это не правители Розовых Песков пришли в Чёрную Цитадель с войной – это мы к ним пришли.

– Они вероломно убили моего брата!

– Они защищались, Атайрон. Всякий на их месте сделал бы тоже самое.

– Сделал – что? – холодно процедил Чернокнижник. – Прикрываясь переговорами, устроил ловушку? Да, я понимаю, это война, но у войны есть свои правила и законы. Что бы ты не делал, нужно придерживаться чести, если хочешь, чтобы с тобой вели себя честно. Лорды Розовых Песков преступили черту. Я не Эвил, и я не стану проявлять милосердия с риском для собственной жизни. Я спалю их замок дотла, устроив над могилой брата достойный его обелиск!

– Я не стала бы возражать против смерти лорда Эппала, но невинные женщины и дети, Атайрон?..

– Мне всё равно! Я не знаю их. Случайные жертвы будут всегда. Это не повод отказываться от цели. Ты не остановишь меня или мою мать, Анжелика. Твои уговоры ничего не изменят. Я не Эвил.

– Знаю, – с презрением протянула я.

Синим росчерком молнии, исходящей из земли, проступил портал и через мгновение Хатериман выпала из него с видимым усилием, как если бы боролась с чем-то.

На землю у её ног лёг свёрток, закутанный в белый саван. И мы оба с Атайроном застыли, в разной степени ужаса созерцая этот жуткий трофей.

С чёрным, суровым лицом, Хатериман возвышалась над костром, словно вырвавшийся из Преисподней дух мести.

Я отказывалась понимать, что это за свёрток, похожий на скатанный ковёр, но никуда было не деться от реальности. Мне так хотелось проснуться, как бывает, когда видишь слишком страшный сон – очнуться в спасительной, уютной тишине своей спальни… и понять, что всё от начала до конца было сном? Ну, уж нет! Я не хотела бы оказаться в той реальности, в которой Эвила не было вообще. Пусть мы были счастливы вместе совсем недолго, но это время самое дорогое, что было у меня в жизни, и я от него не откажусь.

– Он действительно мёртв? – голосом Атайрона можно было железо резать.

И всё же в этом спокойствии было столько боли… как и я, он надеялся, что всё обойдётся. До последнего надеялся.

– Действительно. И это хорошая новость, сын. Было бы хуже, оставь они его в живых и пытай.

Нет, не было бы хуже. Пока Эвил был жив, была надежда всё исправить! У смерти не бывает продолжения.

– Я хочу, чтобы вы сравняли этот замок с землёй, – тихо потребовала Хатериман. – Чтобы не осталось ничего, кроме камней. Пусть пепел и соль развеваются там, где посмели отнять жизнь моего дорогого мальчика. Пообещай мне.

– Но это безумие! – сорвалось с моих губ.

Мать и сын посмотрели на меня так, что на несколько секунд я поверила, что от меня сейчас тоже останутся только пепел и соль.

– Что ты сказала? – зарычала Хатериман и в моём воображении я увидела кобру, распускающую капюшон и открывающие ядовиты клыки. – Как ты посмела сказать это? Считаешь, что я могу уйти, не отомстив? Чтобы мой сын мучился?

– Сомневаюсь, что Эвила так сильно бы мучило отсутствие убиенных вами душ рядом с его душой. Но если вы так жаждите мести, убейте магов и лордов – простые крестьяне здесь не при чём. Они никого не убивали.

– Крестьяне меня не интересуют. Как и их скот.

– Однако, они люди, и они хотят жить! Они могли бы стать подданными вашего сына…

– У него больше никогда не будет подданных! Если бы не ты, соплячка, в твоими глупыми речами о милосердии и мире, ничего бы этого не было! – заорала на меня несчастная мать.

Я не обиделась. Правда. Я её понимала. Мне тоже ужасно, прямо до зуда в костях и хруста в зубах хотелось кого-нибудь винить во всё случившемся. Хотелось ненавидеть и кричать, и биться в истерике. Но убивать невинных людей, чтобы унять мою боль, я не была готова. Да и сильно сомневалась, что мне это бы помогло.

– Молния не будет участвовать в вашей карательной операции.

– Молния принадлежит мне, а не тебе! – с тихой яростью продолжила шипеть Хатериман.

– Ну, так скажите ей об этом сами, а то она, похоже, не в курсе.

– Хватит! Довольно. Уймитесь вы, обе, – оборвал нас Атайрон. – Брат не заслужил того, чтобы две равно любимые и уважаемые им женщины вцепились друг другу в глотки над его телом.

Он повернулся к матери:

– Я заставлю Эппалов заплатить за то, что они с нами сделали, клянусь тебе, но после того, как отдадим последние почести моему брату.

Не дожидаясь ответа, он двинулся к белому свёртку, лежащему на снегу. Словно под гипнозом, я двинулась за ним. Я не хотела этого, но… я должна была убедиться в том, что это действительно Эвил. Чтобы не мучиться сомнениями или позволить жить надежде в моём сердце и дальше.

– Я хочу на него взглянуть, – прошептала я.

Атайрон бросил исподлобья хмурый взгляд:

– Ты уверена?

– Я должна быть уверена, что это он.

В чёрных глазах шурина промелькнуло сомнение:

– Тебе лучше этого не видеть, поверь. Сам не уверен, что смогу на это смотреть.

– Я должна…

– Ты не сумеешь его узнать. Тело обгорело.

– Сумею.

– Анжелика, поверь…

– Пожалуйста!

– Сделай, как она хочет, – приказала Хатериман мрачно.

Атайрон сделал шаг в сторону, словно уходя с моего пути, не пытаясь больше помешать мне, но и ничего не делая сам.

Дрожащей рукой я отвела край простыни.

Атайрон был прав. Мне лучше было этого не делать. То, что я увидела… не хочу это описывать. Узнать в обуглившему теле моего любимого не было возможности. Это мог быть он, мог быть, и кто угодно другой. Даже одежда сплавилась вместе с телом в одно целое – не разделить.

В нос ударил специфичный запах и это было больше, чем я смогла вынести. Сознание поплыло прочь, и я не возражала.

Даже если бы я открыла глаза в старом мире. Или в любом другом из миров. Только не в этом. В этом я жить больше не хочу.

Не могу сказать с уверенностью, был ли у меня бред, но я предпочла растолковать увиденное как видение.

Мне грезилось, будто я проваливаюсь куда-то, как в зыбучие пески – для трясины субстанция, в которую меня засасывало, как в воронку, были слишком сухой. При этом я не пыталась сопротивляться, будучи уверенной, что только так могу избавиться от боли или опасности – в полубессознательном состоянии я утратила память о реальности. Я воспринимала зыбучие пески как естественный барьер или портал, через который необходимо пройти.