Затаившийся - Грегг Олсен

– Этого не может быть, – говорила Кристен, пока мы арестовывали Коннора по подозрению в убийстве. – Он бы никогда этого не сделал. Мой Коннор и мухи не обидит.

Она поддерживала его все это время, хотя быть супругой осужденного убийцы наверняка было для нее крайне унизительно. СМИ неустанно обсасывали историю со всех сторон. Позднее Кристен подлила масла в огонь, рассказав, что подозревала об измене мужа.

– Я понятия не имела, что он встречается с Софи Уорнер, – рассказала она Линде Ландан в интервью перед тем, как Коннор признал свою вину, – но теперь это кажется настолько очевидным. Потому он и хотел поехать в тот коттедж. Я предпочла бы съездить куда-нибудь еще, но он настаивал. Наверное, планировал с ней встретиться.

Сидя напротив Коннора в этой холодной комнате, я не знаю, что ему сказать.

– Аксель Беккер видел вас, Коннор. Нельзя отмахнуться от свидетельских показаний. Он видел, как женщину похитили среди бела дня, пока ее муж и дочь ловили крабов.

– Знаю, – говорит Коннор, – но он не видел меня. Я спал в коттедже. Это мы собирались отправиться за крабами. Даже взяли с собой ловушки. Но я все испортил.

Он печально качает головой:

– Хотя с крабами все равно ничего не вышло бы.

– Почему?

– Мы узнали об этом только в воскресенье. Ловлю крабов запретили до июня. Развесили объявления рядом с лодками.

– Но Адам Уорнер с дочерью все равно отправился за крабами, – говорю я.

Он пожимает плечами:

– Решили нарушить закон. Так и на штраф можно нарваться. В Пьюджет-саунд к этому относятся серьезно.

Я киваю, потому что знаю, что это правда. Пытаюсь представить, как Адам игнорирует объявление, сажает в лодку Обри, складывает ловушки…

– Мне нужно идти, – говорю я Коннору.

– Так вы мне поможете? – спрашивает он.

– Не уверена, что это возможно, – говорю я, вставая и стуча по стеклу, чтобы привлечь внимание охранника.

– Спасибо, – говорит Коннор. – Спасибо, что пришли ко мне. Знайте, если я когда-нибудь выберусь отсюда, то постараюсь получить опеку над Обри или хотя бы добиться права на посещение. Она моя дочь.

– Вы не знаете этого наверняка, – говорю я.

– Знаю, – говорит он. – Я знал Софи лучше, чем кто бы то ни было. Она солгала, сказав, что Обри может быть дочерью Адама. Я уверен. Посмотрев Обри в глаза, я увидел себя самого.

Я стою на бетонной дамбе, смотрю на три лодчонки, которыми пользуются постояльцы коттеджей к югу от «осьминожьей дыры», и пытаюсь понять, зачем я приехала сюда в такой спешке. Что-то насчет крабов, лодок, привязанных цепями к доку, и объявления о запрете на ловлю.

Но Адам и Обри решили нарушить правила и отправились за крабами. Адам, увидев, что на его жену напали, начал изо всех сил грести к берегу. Вытащил лодку на берег, помог дочери вылезти, побежал искать Софи и звать на помощь, оставив Обри с милой пожилой женщиной по соседству.

Лодка по-прежнему была здесь, когда приехали мы с Монтроузом, – лежала на песке, завалившись на бок, прямо там, где оставил ее Адам.

Маленькая, пустая лодка. Внутри не было ни единой ловушки на крабов.

Может быть, дело в этом? Может, потому я спешно вернулась сюда? На тех выходных ловля крабов была запрещена и в лодке Адама не было ловушек. Возможно, он просто бросил их в воде, увидев, что Софи в беде.

Как идиотка, я гляжу на воду в надежде разглядеть ловушки, будто они могли пробыть на одном месте три месяца.

Я вздыхаю и отворачиваюсь. Смотрю на большой серый коттедж, где Софи Уорнер провела последнюю ночь своей жизни. От дамбы к «Глицинии» ведет тропинка, скрытая стволом старого кедра. Я гляжу на коттедж в середине, где ночевала Тереза Дибли со своими внуками, и думаю о том, что мальчик услышал что-то, проснувшись посреди ночи. Наконец я смотрю в сторону «Лилии». Моссы приехали поздно вечером накануне похищения.

Пользуясь отливом, я отхожу подальше, чтобы окинуть взглядом все сразу.

Поначалу я сама не знаю, что ищу, а потом вдруг замечаю.

На лужайке между коттеджами заметно небольшое углубление – оно проходит от «Глицинии» к «Хризантеме» и от «Хризантемы» к «Лилии». Водопровод? Нет, у каждого коттеджа есть своя скважина. Электричество подведено через шоссе наверху. Для канализации это неподходящее место. Участки ярко-зеленой травы обозначают места, где проходят дренажные трубы.

Я помню код на замке «Глицинии» – простое «1234», которое ввел на моих глазах Адам, когда мы вернулись из ресторана.

На пляже я вижу отца с двумя детьми, разыскивающими крабов под камнями. Я будто занята тем же самым.

Пусть вокруг и не видно машин, я все равно стучу, прежде чем повернуть ключ в замке. Тишина. Зайдя, я понимаю, что коттедж только что убирали. Пол на кухне еще не успел высохнуть. На обеденном столе красуется огромный букет космей. Они напоминают мне о маме, совсем как дельфиниумы и маргаритки. Она любила голубые и белые цветы.

Я думаю о том, как Уорнеры и Моссы оказались здесь, у «осьминожьей дыры», на этих долгих и трагичных выходных. Разумеется, это не было случайностью. До этого мы полагали, что Коннор мониторил страницу Софи в «Фейсбуке», где она написала про свои планы на выходные: «Едем с Адамом к «осьминожьей дыре. #Длинныевыходные». Кристен заявила, что ее муж настаивал на том, чтобы провести выходные именно там.

Но на самом деле этого хотела она.

Она много раз приезжала сюда со своей семьей.

Она знала историю коттеджей. Как и Адам.

Я вспоминаю ту ночь, которую провела здесь. Дура. Напилась и стала предаваться фантазиям о мальчике, который когда-то меня спас. Он рассказал мне про нелегальную торговлю спиртным, про питейное заведение в большом коттедже.

– Когда сюда приходили с проверкой, – сказал он, – владельцы передвигали шкаф, так, чтобы спрятать крепкий алкоголь и оставить на виду безобидные напитки. В то время здесь жило немало людей, которым было, что скрывать.

– На Худ-Канале было легко затеряться, – ответила я. – В школе нам про это не рассказывали.

Я помню, как мы с Адамом сидели в сауне, наевшись устриц и выпив чересчур много пива. Что-то показалось мне подозрительным. Я вспоминаю про это, когда снова захожу в маленькую сауну; все дело – в дверце у топки. Адам отмахнулся, когда я спросила его про нее. Тогда это не показалось мне странным, но теперь я невольно задумываюсь. Не такая уж эта дверца и маленькая. Обшита кедром, как и остальная сауна. Когда я толкаю ее, дверца легко поддается. За кедром скрывается пихта, из которой построен сам коттедж. Потертые петли крепятся на место новенькими болтами.

Открыв дверцу, я просовываю голову внутрь. Там темно, так что я достаю телефон и включаю фонарик. Луч света озаряет старые, сбитые ступени.