Петербургская баллада - Дмитрий Борисович Леонтьев

– Вам сказали, что за это я возьму с вас дороже?

– Неважно, – поморщился старик. – Деньги для меня уже не имеют значения. Мне все равно уже не выйти отсюда, а здесь у меня есть все… Но все равно – спасибо. Мне объяснили, что так не делается, но я очень просил… Ник… Игнатий Ростиславович – мой старый друг, и, зная, что меня опасаться не стоит, он пообещал вас уговорить… Пусть мое имя останется для вас тайной – оно все равно не играет роли… – «Тайной, – усмехнулся про себя Протей. – В моем деле ничто так не раздражает, как тайны. Раз тайна – значит, опасность. Ты – Михайлов Анатолий Викторович, профессор мединститута, шестидесяти трех лет. Все я про тебя знаю: и адрес, и семейное положение, и… причину…» – Дело сложное, – сказал старик после некоторой паузы, – нужно не только… наказать, а еще и найти всех, кто замешан в этой истории… Я и не успел… Да и не смог… Вы сможете?

– Работу будет контролировать Игнатий Ростиславович. Я буду находить людей, сообщать ему степень их виновности, он будет «утверждать». Но вы понимаете, что в данном случае «заказов» может оказаться много? Почему вы не хотите наказать только виновника?

– А там нет невиновных! – Неизвестно откуда взялась ярость в этом высохшем теле, но умирающий даже приподнялся на кровати, сверкая сухими, полубезумными глазами. – Те негодяи, с камерой… Это не первое их дело… Они зарабатывают на этом, я узнал… Нет-нет, всех… Всех, чтоб и следа их поганого на этой земле не осталось… Всех!..

Вспышка ярости угасла, и он обессиленно откинулся на подушки, сипло втягивая воздух. Узловатые, перевитые сильно выступающими венами пальцы хищно сжимались и разжимались, комкая одеяло.

– Меня уже не будет, – повторил он. – Но Ник… Игнатий Ростиславович не подведет. Он мой старый товарищ, еще с университета… Не подведите и вы…

«Не только интеллигент, но и не выученный жизнью дурак. – Протей с презрением посмотрел на старика. – Предают как раз друзья, это на врагов всегда можно положиться. И твой “друг детства” с превеликим удовольствием после твоей смерти хапнул бы деньги, отменив заказ».

– Денег вам должно хватить, – сказал старик. – Я продал все, что нажил за свою жизнь. Все, до последней книги из библиотеки… Какая у меня была прекрасная библиотека! Если б вы только видели!.. Квартира в сталинском доме, в центре города, машина… не новая и престижная, но вполне ничего… Дача в Разливе… Мебель, иконы, картины… Должно хватить на все… и на всех… Но прошу вас: сделайте так, чтобы они мучились! Я хочу, чтобы они мучились! Как я, как Катя!..

– Как получится, – сухо сказал Протей. – Но качественную работу гарантирую.

– Да, мне сказали, что вы специалист высочайшего уровня, – старик пожевал губами, словно решая: говорить или нет, и все же признался: – Я неправильную жизнь прожил. Много и подлостей сотворил, и нечестного много, а хорошего у меня в жизни всего и было, что она… Катенька… Она – поздний ребенок. Думали с женой, что не будет у нас детей, а тут вдруг она, словно подарок на старость. Такие дети обычно балованные бывают, а Катенька, наоборот, излишне скромной была. Красивая, а тихая – словно и не городская вовсе… Музыку очень любила… Я, дурак, ее в свой институт чуть ли не силой затолкал – хотел, чтоб все время на глазах была, а ей надо было в консерваторию… Эх!.. Не знаю, что там получилось. Она и поначалу немного рассказывала, а после того, как я ее к следователю потащил, так и вовсе замкнулась. Понял только, что опоили ее чем-то… но не водкой – спиртное она не пила… и… не могу про это вспоминать… надругались над ней. Да не просто надругались, а сняли на кассету… потом одноклассники затравили насмешками…

– Одноклассники или однокурсники? – уточнил Протей.

– Что? – очнулся от воспоминаний старик. – Однокурсники… Какая разница? Главное, что затравили…

– Разница большая. Меня интересует, где именно распространялась кассета. Только так можно выяснить, где спрятано начало этой ниточки. Ваша дочь не говорила, с кем она была… в тот раз?

– Нет. Молчала, как в рот воды набрала… Мне кажется, ей уже было все равно… Это я мстительный, ничего не забываю, ни плохого, ни хорошего, а она… она по-другому жила… Наверное, не надо было мне ее в милицию тащить. Я подонков наказать хотел, а получилось так, что это стало последней каплей в чаше ее терпения… Она повесилась, когда меня дома не было. Я ее сам, вот этими руками, из петли вынимал…

– Враги у нее были?

– Какие враги у такой… Она вся неземная была, воздушная…

– Как раз у таких враги и бывают, – сказал Протей. – Судя по тому способу, которым с ней разделались, кому-то очень не нравилась эта ее «воздушность»… Парень у нее был?

– Нет, – вздохнул старик, – я за этим строго следил…

– Может быть, вы просто не знали?

– Она послушная была… Лучше бы не слушала меня, старого дурня. Все было бы не так…

– Кассета где?

– У следователя. Он ее изъял у одного лоботряса… Вадика Курдюкова. Тот клянется, что нашел ее вместе со всеми. Подбросили в класс, где у них должны были быть занятия. Ребята подтверждают… Но он ее все равно у себя держал, сволочь… Понравилась, наверное, рукоблуду прыщавому… Вы бы видели, что они с ней делали!.. Хорошо, хоть мать ее до этого дня не дожила. А меня, видать, за все мои грехи, судьба именно так наказать решила… Да уж больно жестоко… Как вас зовут?

– Протей.

– Я настоящее имя спрашиваю, – сказал старик, – мне это важно знать… Да и чего вам бояться: я уже никому сказать не успею…

– Протей, – повторил киллер. – Вам этого достаточно.

Старик вздохнул, но настаивать не стал, понимал – бесполезно.

– Протей – один из античных морских богов, – вспомнил он, – вы были моряком?

– Моряком я не был, – сказал киллер. – Просто мой тезка был знаменит еще и тем, что, уходя от погони, постоянно менял облик, а я довольно неплохо умею работать с гримом… Это все, что вы хотели мне сообщить?

– Да. Я хотел, чтобы вы знали причину заказа. Это – возмездие… И это благое дело. Такие подонки не имеют права жить!

– «Благих» убийств не бывает, – сказал Протей. – Вы платите деньги – я делаю свою работу.

И, не прощаясь, вышел.

Больной откинулся на подушку и пустым взглядом смертельно усталого человека уставился в потолок. Он лежал так до тех пор, пока из-под подушки