Экстремальная археология - Артем Каменистый

– Тихо!

Девочка меня порадовала, даже не подумала орать. Зашумела носом, пытаясь втянуть побольше воздуха, но проделывала это демонстративно осторожно. Понятливая. Я тут же убрал руку, чтобы не мешать ей дышать.

При этом тихо добавил:

– Не бойся, я не из Лент. Я днем помогал твоего товарища вытаскивать. Помнишь меня?

Мальчик чуть отстранился.

– Откуда вы тут взялись?!

– Долго рассказывать. И тише ты. Нам надо просто немного пересидеть, пока наверху все не уляжется.

– Ты совсем опух?! – гневно прошипела Сафи. – Куда ты…

– И ты тише, – перебил я. – Помолчи хоть минутку.

Над головой шумели десятки голосов. И в какой-то момент над нами остановились двое: кто-то из старших бандитов и тот самый стражник с алебардой – Вастер.

Служивый неодобрительно бурчал:

– Ну и зачем? Взяли и утопили мальчишку.

– Да ничего он не утонул, – пробурчал громила. – Кожаные горшки не тонут, сейчас всплывет.

– Не, не всплывет. Долго его нет. Зачем такое делаете?

– Слушай, Вастер, ты совсем тупорылый или как?! – нехорошо вопросил бандит. – Тебе же сказано было четко: не надо лезть сюда ночью! И какого ты приперся?! А?! На нож захотел?!

– Да никто ничего мне не говорил, – тоном школьника, оправдывающегося за разбитое стекло, ответил стражник. – У нас всегда маршрут вдоль канала, ты же знаешь.

– Вы там совсем мозгами заблудились?! Вастер, ты же вроде не тупой, ты сидишь тихо и не возникаешь. Вот честно мне скажи: ты знаешь, что днем Рамир приходил?

– Ну да, слышал что-то такое. Он тут часто трется.

– Рыба, когда икру мечет, трется на сваях, а Рамир тебе не рыба. Вот он нам и сказал показать этим горшкам кожаным их место. А то они забываться начали, к Ингармету людей засылать пробуют. Прикинь, чудики? И еще он сказал пацана к нему привести. Ну ты же Рамира знаешь. Присмотрел его, когда монетки сюда кидал. И еще спрашивал за другого пацана, какого-то голубоглазого. Мол, глаза как сапфиры. Че за сапфиры, вообще? Я слово такое первый раз услышал.

– Камни это, – пояснил стражник. – Драгоценные. Вроде синие, сильный цвет.

– Откуда у нас таким взяться? – удивился бандит. – Да и если есть, я глаза пацанов не рассматриваю, мне оно не надо. Но это же Рамир, ему девки неинтересны, он по мальчикам. Тьфу, гадость!

Бандит, эмоционально выразив свое отношение к сексуальным предпочтениям Рамира, с такой силой топнул по мостовой, что нам на головы мелкий мусор просыпался.

Стражник услышанное тоже не одобрил:

– Это уже совсем как-то нехорошо. Он что, получается, уже при живых родителях мальчонок забирать начал?

– Скажи еще, что ты не знал, – буркнул бандит. – Не первый раз уже. Раньше хоть пухлых выбирал, а теперь, когда в Нижнем пухлых не осталось, на тощих переключился. А нам куда деваться? Раз Рамир сказал, приходится делать. Не, ну вот ведь гадство, пацан-то и правда того… не всплывает.

– Угу, утоп, – подтвердил Вастер.

– Что угу?! – чуть не заорал бандит. – Думаешь на нас все повесить, да? Рамир ведь и с тебя спросить может!

– Я-то тут при чем?

– А вот это Рамиру и расскажешь, при чем тут ты. Он любит слушать, когда такие, как ты, оправдываются. Говорят, с Бешеного Даза кожу по кускам содрали, пока разговаривали. И соль сыпали. Что, вообще, за дела? Какого вас, горшков тупоголовых, ночью сюда понесло? Ты что, думаешь, мы эти дома разносим из-за какого-то мальчика? Да Рамир себе игрушек сколько надо, столько и найдет. Не выходя из Верхнего города. Он сюда приходил показать, что будет, если кожаные горшки не уймутся. Ты понял, Вастер? Скоро везде будет как под Гнилой стеной. Все должны сидеть на месте. Никуда не рыпаться. Жрать нечего? Ну так подохни тихо и не воняй. А ты, Вастер, или вписываешься, или тебя в канале найдут. Без меня ты бы уже не жил, помни это. Но я тебя уважаю только за то, что ты помогал моему отцу. Но не забывай, если скажут, я тебя прирежу. Легко прирежу. Потому что все люди хотят жить. И я тоже хочу. В Нижнем жизни больше не будет. Все, закончился Нижний. Если до тебя это не дойдет, и ты закончишься. Ну чего на воду вылупился? Ты на меня смотри. В глаза мне смотри. Я ведь с добром говорю.

– Да я понимаю… Просто смотрю, не всплывет ли мальчишка. Они быстро всплывают, когда тонут.

– Гнусавый Трыш так и не всплыл, – заявил бандит и, хохотнув, добавил: – Правда, мы ему блок ракушняка на шею привязали. До сих пор где-то внизу болтается, небось сгнил уже. Так ты понял меня, Вастер? Кончай маячить там, где тебя быть не должно. Искупаешься, как Трыш, и хрен я тебя вытащу.

Разговор наконец затих. Это давало надежду, что скоро площадь опустеет. Конечно, интересно было узнать, что дело о скелете в фонтане раскрыто, но мерзнуть ради таких открытий не хочется.

То, что в осажденном городе происходят нехорошие дела, связанные с агрессивным перераспределением денежных потоков и сменой векторов лояльности некоторых категорий населения, тоже не настолько важная информация, чтобы в ледяной воде болтаться. Я сюда не уши погреть заявился, мне кое-что другое требуется.

Уши, кстати, замерзли. Как и все остальное.

Шепотом сообщил Сафи и мальчику:

– Потерпите еще немного. По-моему, они расходятся.

Даже у меня зуб на зуб не попадал при Выносливости, оставшейся приличной, несмотря на угнетение параметров из-за амулета. У этих детей, обделенных не только хорошими специями, но и обычной едой, наполнения атрибутов не могут быть высокими. Да и количество их несопоставимо. Чудо, что не погрузились в апатию, когда холод мозг вымораживает и человек перестает реагировать на внешние раздражители. Не пришлось вытаскивать их поодиночке, помогал только девочке. Та хоть и пыталась плыть, но опыта у нее в этом маловато, да и глубина в нижней точке серьезная для неопытных ныряльщиков.

А вот выбраться из чаши фонтана ни она, ни мальчик уже не смогли. Чересчур высоко, а сил уже не осталось. Даже я вскарабкался с трудом, напрягаясь до кровавых кругов перед глазами. И ночное зрение стало барахлить. С навыками такое иногда случается при ранениях и прочих неблагоприятных факторах.

Вытащив детей, свалился на мостовую, как мешок, набитый известной податливой массой. Хотелось превратиться в камни брусчатки, чтобы лежать, как они, неподвижно, годами и десятилетиями. Нет желания даже дышать, не говоря уже о более серьезных телодвижениях.

Но упорства мне не занимать. В примороженном мозгу с трудом зародилась мысль, что это не та цель, к которой следует стремиться. Я в этот город заявился не ради того, чтобы грязным булыжником становиться.

Неимоверным усилием воли заставил себя подняться и начал приседать все быстрее и быстрее, разгоняя кровь, возвращая подвижность в закаменевшие колени.