Танцуя с Девственницами - Стивен Бут

Фрай почувствовала, как у нее забилось сердце. Пять дней назад она рассказала Мегги о Дженни Уэстон, и Мегги запомнила, что Дженни интересовалась историей и, возможно, посещала Хаммондскую Башню. Значит, Дженни для нее – реальный человек.

Но Фрай подумала о Даррене Хаусли, о том, что в украденной машине у него нашли маску и нож, и о непредубежденном, заслуживавшем доверия свидетеле, который был нужен им для опознания. Она думала о том, сколько пота ей стоила Мегги Крю, и как натянуты ее собственные нервы, и сколь малого она достигла. Она даже не знала, что у Мегги есть отданная в приемную семью дочь, пока ее сестра не упомянула об этом. Фрай с волнением вспомнила вопрос, заданный ей Кэтрин: «Сколько вам лет?» Что она имела в виду?

Она подумала об отношении Мегги – как она, отменив их встречу, обманула ее и унизила перед своей секретаршей. Нет, Диана ни за что не согласится пройти заново весь этот путь.

– Нет смысла, Мегги, – сказала она. – Потому что вы мне не нужны. В вас мне больше нет никакой пользы.

Даррен Хаусли выглядел вполне безобидно. Во время процедур, которые обычно проводятся с задержанными, зафиксировали его рост и вес – пять футов девять дюймов и десять стоунов восемь фунтов. Светлый шатен. Также были отмечены его маленькие усики, карие глаза и небольшая татуировка с изображением тигра на левом предплечье.

Говорил он тихо, порой даже казалось, с трудом, сконфуженно сжимая на коленях руки. Но манчестерская полиция допрашивала его по подозрению в нанесении множества ударов ножом, от которых три женщины средних лет погибли, а семилетняя девочка осталась без глаза. Совсем недавно Хаусли отпустили под залог – он побил таксиста, который имел наглость потребовать с него плату за проезд.

Его интенсивно допрашивали по нескольку часов, отпуская на положенные по закону перерывы для отдыха и еды. Подробности его перемещений в период нападения на трех местных женщин повторялись снова и снова, пока всем не надоело слушать одни и те же вопросы и одни и те же ответы или их отсутствие.

Только когда испарилась последняя тень надежды и стала очевидной тщетность всех усилий, следователи дрогнули. Они решили сделать перерыв, а затем, посовещавшись друг с другом и испросив совета наверху, снова вернулись в комнату.

– Мистер Хаусли, вы сказали, что в субботу, второго ноября, вы были в пабе в Матлоке. Назовите еще раз, в каком пабе?

– «Белый бык».

– В какое время вы туда пришли?

– Я вам уже сказал.

– В какое время вы ушли?

– Я вам уже сказал.

– Сколько вы выпили? С кем вы были? Кто с вами говорил? Куда вы пошли, когда покинули паб?

Но ответы Хаусли оставались прежними, независимо от того, как часто его спрашивали. Он четко помнил, что делал в те дни, когда напали на Дженни Уэстон и Мегги Крю, и его утверждения были последовательными. Он находился далеко от этого района, в своем доме в Большом Манчестере.

Только когда речь заходила об украденной машине, он, казалось, терял уверенность. Он не мог точно вспомнить, где был, когда напали на Карен Тавискер. По этому пункту у полиции было преимущество. «Рено», который вел Даррен Хаусли, видели в районе Рингхэма, и у них были два надежных свидетеля – смотрители Оуэн Фокс и Марк Рупер, записавший марку, модель, цвет и фальшивый номер, как делали смотрители с любым незнакомым транспортным средством на пустоши. После этого Хаусли попросил адвоката.

– Скорее всего, он не смог устоять и взялся за старое, когда прочитал о наших двух нападениях, – впоследствии говорил старший инспектор Тэлби.

– Подражатель, – хмыкнул инспектор Хитченс.

– В некотором смысле да. Как бы то ни было, Тавискер повезло.

– Мы не будем проводить опознание? – спросила Фрай.

– По-моему, не имеет смысла. Манчестерцы жаждут вернуть его назад. Пусть забирают.

Оуэн Фокс закончил укладывать первый ряд камней и начал вставлять назад в стену большие фрагменты, которые должны были скрепить всю конструкцию. Когда они и верхние камни окажутся на месте, стена простоит еще сотню лет или около того.

– Зачем он так делает? Нападает на всех этих женщин? – спросил Марк Рупер. – О чем он думает?

– Вряд ли он вообще думает в такие моменты, – ответил Оуэн, не отрываясь от работы.

– А как же?

– Это, наверное, физическое состояние. Некий инстинкт, неподвластный сознанию.

Поразмыслив над этими словами, Марк кивнул.

– Я понимаю, что вы имеете в виду.

Марку Руперу казалось, что Оуэн сам похож на каменную стену – такой же твердый и надежный, холодный и сдержанный. Он никогда не повышал голос. Но ведь отец Марка тоже никогда не повышал голос. Он никогда не шлепал его и даже не ругал – по крайней мере, насколько Марк помнил. Напротив, он все время шутил и говорил обо всем на свете. Отцу нравилось мастерить своими руками разные вещи. Он подбирал деревянные обломки, которые могли бы пригодиться в хозяйстве, но никогда не пускал их в дело. И не раз доводил мать чуть ли не до истерики, останавливая машину, чтобы подобрать в канаве обрезок трубы, или лист рифленого оргстекла, или упавший с грузовика деревянный ящик.

Но после смерти Рика его характер изменился. Родители Марка постепенно отдалялись, вместо того чтобы поддержать друг друга, пока отец не уехал. А потом появился новый мужчина.

Марку было видно, что камни по всей длине стены сложены наподобие кирпичной кладки: каждый плотно прилегал к стыку камней предыдущего ряда, все были плотно пригнаны, каждый играл свою роль, и ни один нельзя было сдвинуть с места без того, чтобы не разрушить всю конструкцию. В этой местности существовали целые деревни, слепленные таким образом, думал Марк, – не только дома, но и люди. Отклоняться от линии не разрешалось. Не было пространства для движения, нельзя было выйти из предписанной роли.

Марк неуклюже попытался выразить свою мысль Оуэну. Старший смотритель, послушав его несколько секунд, потер рукой подбородок.

– Марк, ты еще не сталкивался с самоубийцами? – спросил он, словно направляя разговор в совершенно другое русло.

– Нет.

– Так столкнешься на этой работе. Я думаю, самоубийцы – самое грустное зрелище. Это значит, кто-то решил, что жизнь больше не имеет для него никакого смысла.

Марк знал, что это значит. Существовали люди, которые пытались сдвинуться со своего места в стене, и их фундамент пошатнулся. Марк наклонил голову, чтобы яснее слышать, что говорит Оуэн. Слова звучали неутешительно. Но у Оуэна он всегда чему-нибудь учился, и ему стоило прислушаться, чтобы ничего не пропустить.

– У нас здесь есть место, куда направляется большинство людей, решивших покончить с собой, – сказал Оуэн. – Парковка на вершине долины Эден, откуда можно видеть Мамину вершину. Ее называют Углом Самоубийц.