Оливия Кроу и Ледяной Принц - Владимир Кощеев

— В таком случае, ты нас к нему проводишь.

— Ленц!

— Господин Кнехт!

Голоса Тадэуша Отта и Милдред Милс врезались в сознание изобретателя, словно пушечные ядра в корму корабля. Они пробивали бреши, сквозь которые пыталась просочиться тягучая беспросветная реальность и окончательно потопить мужчину.

— Мне нужно позвонить, — металлическим голосом произнёс северянин. — Подготовь мне зашифрованную линию до кабинета моей матери.

Тадэуш кивнул и принялся перенастраивать коммутатор для связи с академией. Всё это время Ленц старался не смотреть на шмыгающую носом Мил-Мил. Он пока ещё не снимал наушник для чтения мыслей, в надежде что голос Оливии прорежется. Но канал забивали лишь мысли служанки семьи Кроу. Она молила прощения у всех известных и неизвестных богов, и только за это её можно быть повесить, будь они в Империи. Нет иного Бога, кроме того монстра, что восседает на троне.

Бога нет. Надежды нет. В душе изобретателя по инерции докручивало ход тяжёлое маховое колесо, и нужно было торопиться, пока и оно не остановилось.

Анне Кнехт поняла сына без лишних вопросов. По его ледяному тону, почувствовала неладное, но смолчала, чтобы не нарушить шаткое равновесие, которое пытался удержать мужчина.

Он приказал матери забрать из подвала установку портала вместе с картой и привезти в больницу как можно скорее. Даже без Оливии, он сможет произвести атаку по противникам. Расчёт будет не самым точным, но выбора у Швицерры нет. Ради Кроу он ещё готов был пойти на переговоры с варварами, но потеряв возлюбленную, не хотел потерять и страну.

— Тадэуш, подготовьте вместе со студентами больных особого блока.

— Элейн тоже? — тихо спросил врач.

— А чем она отличается от остальных? — безразлично поинтересовался Кнехт. — Мне нужно всё, и даже больше, — он наконец позволил себе взглянуть на Милдред и снова погрузился в её мысли.

Сорвав с уха передатчик, Ленц процедил:

— Ты тоже участвуешь. Готова послужить своей новой родине, Милс?

— Оливия бы не хотела, господин Кнехт. Вы же знаете. В трюмах могут быть жители Швицерры, — девушка вжалась в стену, а изобретатель подошёл к ней вплотную и коснулся мягкой кожи лица механическими пальцами.

Совсем другая реакция. По телу служанки пробежала волна ужаса и отвращения. Лив реагировала на его импульсы иначе.

— Пусть сама мне это и скажет. Она остановила моё превращение. Чего ради? Чтобы разбить мне сердце? Как это вышло, Милдред?

— Близость с вами противоестественна для меня, господин Кнехт. Я не могла предать свою хозяйку, не могла предать Алистера…

Услышав имя, бывшего начальника службы безопасности, Ленц схватил девушку за шею:

— Что ты сказала?

— Я люблю Алистера Фланнагана, — прохрипела Милдред, с вызовом глядя на швицеррца, и механические пальцы тут же разжались.

— Ты любишь его? А Оливия? Она любит Фланнагана?

Мил-мил покачала головой.

— Только вас. Всегда. Мне, правда, жаль…

Кнехт вцепился себе в волосы и издал чудовищный вой, от которого у девушки задрожали колени. Она тоже помнила начавшееся превращение северянина. Но рядом больше не было Оливии Кроу, чтобы прекратить безумие своего мужчины.

— Ты поможешь мне… Отдашь силу порталу, и тогда Оливия сможет вернуться, когда ты ослабнешь, — от кривой улыбки Ленца девушке стало ещё хуже.

Она молча кивала, зная, что это не вернёт Оливию.

Девушка покорно плелась за Кнехтом к лифту, даже не пытаясь сбежать. Мил-мил не знала, где она, не знала, чего ждать от изобретателя, а главное, придёт ли хоть кто-то на помощь. Сердце всё ещё отказывалось верить, что Алистер мёртв, тем более Ленц обнадёжил бедную девушку, поделившись имперскими слухами. Но знает ли Серый Лис, где искать её? А, главное, кого любил Фланнаган на самом деле: Оливию Кроу в теле Мил-Мил, или… Все, что было связано с бывшим начальником службы безопасности, Милдред помнила до мелочей. Каждый поцелуй, ласку, прикосновения. Это во время близости с Ленцем старалась отвернуться и закрыть глаза, чувствуя непреодолимый стыд вперемешку с ненавистью. Но с Алистером, всё было иначе. Лишь мысли о нём поддерживали умирающую душу и не давали исчезнуть навсегда.

Лифт остановился и выпустил её вместе с изобретателем в просторном зале с высоким потолком. Впереди выстроились ровными рядами передвижные койки с системой жизнеобеспечения каждая, а от неизлечимых больных тянулись провода к центру помещения, где Ленц планировал установить портал.

— Ты ударишь магией. Я видел, на что способна сила эше’райх. Оливия в этом теле разметала несколько десятков культистов и вскрыла ледяной панцирь озера Нойшатель. Ты потопишь корабли, Милс!

— Там люди, господин Кнехт! Пожалуйста, не заставляйте убивать!

— В Швицерре тоже люди. Справишься — отпущу тебя к Алистеру, и не буду преследовать. Даже протекцию обеспечу, если вы не получите амнистию в Империи.

— Вы лжёте мне, как лгал Салазар! Я хорошо чувствую ложь. Вы до последнего будете ждать Оливию или пытаться вернуть её.

Ленц задумчиво оглядел девушку, словно видел её впервые и спросил:

— Ты страдала, когда твою душу подавили?

— Каждый день, — шёпотом призналась Милс.

— А Оливия? Как думаешь, ей было так же больно сейчас? — мужчина пытливо изучал лицо Мил-Мил.

Даже волосы лежали не так. Походка, мимика, движение рук — всё это исчезло.

— Не знаю, она слишком быстро ушла, — честно ответила служанка семьи Кроу.

— Я отпущу тебя, когда мы уничтожим варварскую армаду. Даю слово. Я не Салазар.

— Вы хуже, господин Кнехт, — Мил-Мил кивнула на неподвижные тела в комнате, и изобретатель мрачно улыбнулся.

Девушку непреодолимо тянуло к несчастным, хотелось взглянуть на них и убедиться, что они не страдают. Убедиться, что это не жуткие разлагающиеся тела будут подпитывать смертоносное оружие.

Она медленно двинулась к койкам, слушая эхо собственных шагов. Ленц лишь проводил пленницу равнодушным взглядом и вернулся к настройке накопителя энергии в ожидании приезда Анне.

Милдред принялась обходить неизлечимых пациентов. Выглядели они хуже, чем мертвецы на похоронах. У тех на лицах красовались спокойствие и смирение, однако эти люди словно находились на жутком пограничье, между жизнью и смертью, а их всё не отпускали, не давали обрести свободу и покой. Девушка отчётливо услышала просьбу отключить поддержку жизнеобеспечения. Мольба проникала в самое сердце, заставляла глотать слёзы и проживать чужую боль. Ту боль, что терзала её на части долгие месяцы. Рука потянулась к кислородной маске на одном из лиц, и девушка истошно закричала.