Великий перелом - Гарри Тертлдав

Двое охранников поспешили к лежащему советскому самцу. Они что-то говорили на своем гортанном языке. Один из них посмотрел в сторону Уссмака. Как и любой другой Большой Урод, он должен был повернуться к нему всем своим плоским лицом.

— Мертв, — сказал он на языке Расы.

— Что хорошего было бы в том, если бы я сказал — сожалею, в особенности если на самом деле я не сожалею? — ответил Уссмак.

Похоже, никто из охранников ею не понял, что было, вероятно, тоже хорошо. Они снова заговорили между собой.

Уссмак ждал, что кто-то из них поднимет свое оружие и начнет стрелять.

Этого не произошло. Он вспомнил, что сообщала разведка о самцах СССР: они выполняют приказы почти так же тщательно, как и Раса. Пожалуй, это казалось верным. Без приказа никто из них не хотел взять на себя ответственность за уничтожение пленника.

Наконец тот самец, который привел его в комнату допросов, сделал движение стволом своего оружия. Уссмак понял этот знак: он означал «вперед». Он пошел. Охранник привел его обратно в камеру, как после обычного допроса. Дверь за ним захлопнулась. Щелкнул замок.

Его рот разинулся от изумления. «Если бы я знал, что только это и произойдет, если я убью Лидова, я бы убил его уже давно». Но он не думал, что… о, нет. Имбирная эйфория покидала его, начиналась депрессия, и он задумался: что же русские будут делать с ним теперь? Он обдумал все виды неприятных возможностей, но был неприятно уверен, что действительность окажется еще хуже.

* * *

Лю Хань шла мимо Фа-Хуа-Су, храма Славы Будды, затем на запад от него, мимо развалин пекинского трамвайного парка Она вздохнула — жаль, что трампарк разрушили. Пекин распростерся на большой площади: храм и трампарк находились в восточной части города, далеко от ее дома.

Неподалеку от трампарка находилась улица Фарфорового Рта, Цз’у Ч’и К’оу, которая славилась своей знаменитой глиной. Она пошла по улице на север, затем повернула в один и 5 хутунов — бесчисленных переулков и аллей, которые ответвлялись от главной артерии. Она запоминала свой путь сквозь этот лабиринт: ей пришлось вернуться и пойти снова, прежде чем она нашла Сиао Ши, Малый рынок. У этого рынка было и другое название, которое редко произносили, но всегда помнили — «Воровской рынок». Лю Хань знала: на рынке продавалось не только ворованное. Кое-что из этих товаров на самом деле добыто легально, но продается здесь, чтобы создать иллюзию выгоды у покупателя.

— Медные тарелки! Капуста! Палочки для еды! Фишки для маджонга! Лапша! Лекарства, которые излечат вас от ушибов! Поросята и свежая свинина! Гороховые и бобовые стручки!

Шум стоял оглушительный. Этот рынок мог считаться небольшим только по пекинским меркам В большинстве городов он был бы центральным: Лю Хань он казался таким же большим, как лагерь, в который маленькие чешуйчатые дьяволы поместили ее после того, как увезли с самолета, который никогда не садится на землю.

В бурлящей толпе она была одной из многих. Анонимность ее вполне устраивала. Внимание, которое она привлекала к себе в эти дни, было совсем не тем, какого бы она хотела.

Мужчина, продававший изящные фарфоровые чашки, которые определенно выглядели ворованными, показал на нее пальцем и начал двигать бедрами вперед и назад. Она подошла к нему с широкой улыбкой на лице. Он выглядел одновременно ожидающим и опасающимся

Она заговорила голосом высоким и сладким, как девушка легкого поведения. Все еще улыбаясь, она сказала:

— Я надеюсь, он отгниет и отвалится. Я надеюсь, что он уйдет обратно в твое тело, так что ты не сможешь найти его, если даже привяжешь нитку к его маленькому кончику. Если ты найдешь его, я надеюсь, он у тебя никогда не поднимется.

Он смотрел на нее с открытым ртом, затем потянулся под стол, на котором стоял его товар. К тому моменту, когда он вытащил нож, Лю Хань уже целилась из японского пистолета ему в живот.

— Ты не хочешь сделать это, — сказала она. — Ты даже не хочешь думать о том, чтобы попробовать

Мужчина глупо охнул, вытаращив глаза и разинув рот, словно золотая рыбка в декоративном пруду недалеко отсюда Лю Хань повернулась к нему спиной и пошла дальше. Как только толпа разделила их, он принялся выкрикивать оскорбления в ее адрес.

Она испытывала соблазн вернуться и всадить пулю ему в живот, но если убивать каждого человека в Пекине, который дразнил ее, потребуется множество патронов, а ее крестьянская натура противилась напрасной трате.

Через минуту ее узнал еще один торговец. Он проводил ее глазами, но ничего не сказал. По понятиям, привитым ей с детства, это была сдержанная реакция. Она отплатила ему тем, что не стала обращать на него внимания.

«Раньше я беспокоилась только из-за Хсиа Шу-Тао, — с горечью подумала она. — Благодаря маленьким чешуйчатым дьяволам и их подлому кино развратников теперь сотни».

Великое множество мужчин видели, как она отдается Бобби Фьоре и другим мужчинам на борту самолета, который никогда не садится на землю. Увидев это, слишком многие решили, что она жаждет отдаться и им. Маленькие дьяволы преуспели в создании ей в Пекине дурной славы.

Кто-то похлопал ее по спине. Она лягнула его башмаком и попала в голень. Он грязно выругался. Ей было безразлично. Какой бы ни была ее слава — она не могла исчезнуть бесследно. Чешуйчатые дьяволы сделали все, чтобы погубить ее как инструмент Народно-освободительной армии. Если они добьются успеха, она никогда не увидит своей дочери.

У нее не было намерения позволить им добиться успеха

Они сделали ее объектом насмешек, как и запланировали. Но одновременно они сделали ее объектом симпатии. Про некоторые из фильмов, которые маленькие дьяволы сняли про нее, женщины могли уверенно сказать, что ее насилуют. И Народно-освободительная армия развернула активную пропагандистскую кампанию, чтобы информировать жителей Пекина, в равной степени мужчин и женщин, об обстоятельствах, в которых она оказалась. Даже некоторые мужчины прониклись к ней симпатией.

Раз или два она слышала выступления христианских миссионеров — иностранных дьяволов, которые на плохом китайском языке рассказывали о мучениках. В то время она не понимала: зачем страдать? А теперь она сама стала жертвой.

Она подошла к небольшому прилавку, за которым стояла женщина, продававшая карпов, похожих на уродливых золотых рыбок. Она взяла одного за хвост.

— Это свежая рыба? — с сомнением спросила она.

— Поймана сегодня утром, — ответила женщина.

— Почему вы думаете, что я поверю? — Лю Хань понюхала карпа и недовольным голосом сказала: — Пожалуй, да. Сколько вы хотите за нее?

Они стали торговаться, но никак не могли сговориться Люди поглядывали на них, затем снова возвращались к своим делам, убедившись, что ничего интересного не происходит. Понизив голос, торговка сказала:

— У меня есть сведения, которые вы ищете, товарищ.