Инферно - Дэн Браун

– Да.

– Возможно, я ошибся. Слишком велик контраст, и фактура внутри зернистая.

– Зернистая?

Лэнгдон показал, что поверхность внутри гораздо шершавее… зернистая, почти как наждачная бумага.

– Художники предпочитают писать по шероховатой поверхности, потому что краска на ней держится крепче.

– И что из этого?

Лэнгдон улыбнулся:

– Вы знаете, что такое «гессо»?

– Да, это белая грунтовка на холсте, и… – Сиена осеклась, по-видимому, начиная догадываться, что хочет сказать Лэнгдон.

– Совершенно верно. Грунт дает белую шероховатую поверхность. Грунтуют холст или ненужную картину, когда хотят написать поверх нее новую.

Сиена оживилась.

– Вы думаете, Зобрист покрыл маску изнутри грунтовкой?

– Это объясняло бы, почему она изнутри шероховатая и более светлая. А возможно – и то, почему ему надо было, чтобы мы стерли семь «Р».

Последняя фраза вызвала у нее недоумение.

– Понюхайте, – сказал Лэнгдон и поднес маску к ее лицу, как священник, протягивающий гостию[44].

Сиена наморщила нос.

– Грунтовка пахнет псиной?

– Не всякая. Обычная грунтовка пахнет мелом. Псиной пахнет акриловая.

– И что же?..

– Она водорастворимая.

Сиена наклонила голову к плечу; Лэнгдон чувствовал, что там происходит напряженная работа мысли. Она медленно перевела взгляд на маску, а потом вдруг снова на Лэнгдона, широко раскрыв глаза.

– Думаете, под грунтовкой что-то есть?

– Это многое объяснило бы.

Сиена тут же схватилась за шестиугольную крышку купели и сдвинула ее, так что открылась вода. Она взяла полотенце, окунула в купель и подала Лэнгдону.

– Попробуйте вы.

Лэнгдон положил маску лицом на левую ладонь и взял каплющее полотенце. Выжав его, он принялся смачивать тканью то место на лбу, где были выведены семь букв «Р». Несколько раз прижав полотенце указательным пальцем, он опять окунул полотенце в купель и продолжал смачивать маску. Черные чернила стали расплываться.

– Грунт растворяется, – возбужденно сказал он. – И чернила сходят.

Проделав это в третий раз, Лэнгдон принял благочестивый вид и заговорил торжественным монотонным голосом, гулко разносившимся по баптистерию:

– Крещением водою и Духом Святым Господь Иисус Христос освободил тебя от греха и возродил к жизни новой.

Сиена посмотрела на него как на сумасшедшего. Он пожал плечами.

– По-моему, это вполне уместно.

Она закатила глаза, потом снова обратила взгляд на маску. Лэнгдон продолжал ее смачивать, и из-под грунта уже проступал ее собственный гипс желтоватого тона, как и следовало ожидать от такого древнего изделия. Когда последняя «Р» исчезла, он вытер маску сухим полотенцем и показал Сиене.

Она охнула.

Как Лэнгдон и говорил, под грунтом было действительно что-то скрыто – второй слой письмен: восемь букв, написанных прямо на желтом старом гипсе.

Но на этот раз из них сложилось слово.

Разумные? – сказала Сиена. – Не понимаю.

Я, кажется, тоже. Лэнгдон рассматривал слово, прежде скрытое под семью «Р» на внутренней стороне лба маски.

разумные

– Разумные кто или что? – спросила Сиена.

Грешники? Лэнгдон поднял глаза на мозаику, где Сатана пожирал несчастных, которым не дано было очиститься от грехов. Едва ли они. Все это не укладывалось в голове.

– Там должно быть что-то еще, – уверенно сказала Сиена. – Она взяла у Лэнгдона маску и стала внимательно рассматривать. Потом несколько раз кивнула. – Да, посмотрите на конец и начало слова… по обе стороны еще какой-то текст.

На этот раз Лэнгдон разглядел бледные буквы, проступившие под мокрым грунтом с двух сторон от слова «разумные».

Сиена нетерпеливо схватила мокрое полотенце и стала прикладывать к надписи. Проступили новые слова, выписанные по дуге.

О Вы, разумные, взгляни…

Лэнгдон присвистнул.

О вы, разумные, взгляните сами,

И всякий наставленье да поймет,

Сокрытое под странными стихами.

Сиена смотрела на него с недоумением.

– Что это значит?

– Это одна из самых знаменитых строф «Ада», – возбужденно ответил Лэнгдон. – Данте призывает наиболее умных читателей искать скрытый смысл в его загадочной поэме.

Лэнгдон часто цитировал эту строфу в лекциях о литературной символике. Ближайшим аналогом этого стиха была бы такая картина: автор размахивает руками и кричит: «Эй, вы, читатели! Здесь есть второй смысл, символический!»

Сиена принялась энергично оттирать изнанку маски.

– Осторожнее, – попросил Лэнгдон.

– Вы правы, – объявила Сиена, усердно стирая грунт. – Здесь остальная строфа Данте – точно как вы процитировали. – Она умолкла, окунула полотенце в воду и прополоскала.

Лэнгдон огорченно заглянул в купель: в воде клубилась растворенная грунтовка. Наши извинения, Сан-Джованни, подумал он: нехорошо использовать святую купель как таз.

Когда Сиена вынула полотенце из воды, с него текло. Она слегка отжала его и стала протирать всю маску круговыми движениями, словно мыла суповую тарелку.

– Сиена, это древняя вещь, – укоризненно сказал Лэнгдон.

– Текст на всей изнанке, – объявила она, не переставая тереть. – И написан на… – Она замолчала, наклонила голову влево, а маску повернула вправо, будто пыталась прочесть под углом.

– Как написан? – Лэнгдону не было видно.

Сиена домыла маску, вытерла сухой тканью и положила перед ним, чтобы вдвоем рассмотреть результаты ее трудов.

Увидев внутренность маски, Лэнгдон не поверил своим глазам. Вся вогнутая поверхность была исписана десятками слов. Начиная с «О вы, разумные, взгляните», они сплошной цепочкой спускались по правому краю и, достигнув низа, поднимались вверх по левому к началу и под ним снова описывали петлю, только более узкую.

Расположением своим текст поразительно напоминал спиральный путь по горе Чистилище к раю. Символог в Лэнгдоне мгновенно опознал эту фигуру. Левая архимедова спираль. Он отметил также число витков от первого «О» до последней точки в центре.

Девять.

Едва дыша, Лэнгдон поворачивал маску по кругу и читал текст, по спирали сходившийся к центру.