Вамфири - Брайан Ламли

— Прикажи им остановиться! — прорычал я. Князь поднял руки, и телохранители отступили. Сбросив ногой со стола блюда и кубки, я расчистил пространство перед князем и бросил свой кожаный мешок.

— Здесь ли твои греческие монахи-христиане? Кивком головы он подозвал их к себе, и четверо в монашеской одежде приблизились, всплескивая руками и бормоча что-то на своем языке.

До князя наконец дошло, что его жизни грозит опасность. Бросив взгляд на касавшийся его груди кончик моего меча, потом на меня, он сжал зубы и сел. Меч я не убрал. Князь был бледен, но все же сумел взять себя в руки, сглотнул слюну и спросил:

— В чем дело, Тибор? Ты хочешь, чтобы тебя обвинили в государственной измене? У бери свой меч, и тогда мы поговорим.

— Мой меч останется на месте, — ответил я, — и у нас есть время лишь на то, что я хочу сказать тебе.

— Но...

— А теперь слушай меня, киевский князь! Ты знал, что поручаешь мне невыполнимое дело. Конечно! Что могли сделать мы — я и семеро моих людей — против Фаэтора и его зганов? Это же просто смешно! А в мое отсутствие у тебя была возможность украсть моих лучших людей. Если же мне повезет и я сумею добиться успеха... что ж, тем лучше. А если я потерплю поражение, — в чем ты, естественно, почти не сомневался, — невелика потеря. — Я посмотрел ему прямо в глаза. — Вот это действительно вероломное предательство!

— Но... — вновь начал он дрожащими губами.

— Однако я вернулся — вот он я, целый и невредимый. И имею сейчас полное право надавить на свой меч и убить тебя. Согласно не твоим, но моим законам О, не пугайся — я не стану тебя убивать. Достаточно и того, что все присутствующие здесь узнают о твоем предательстве. А что касается возложенного на меня поручения. Ты помнишь, что приказал мне сделать? «Доставь ко мне сердце Ференци, его голову и его знамя!» — сказал ты. Что ж, в данный момент знамя его развевается над стенами дворца. Его и мое, ибо я взял себе его знамя, сделал его своим. А его голова и сердце... я решил поступить еще лучше. Я принес тебе саму сущность Ференци!

Князь Владимир перевел взгляд на лежащий перед ним мешок, и уголок его рта задергался.

— Открой его, — обратился я к князю. — Вытряхни содержимое. А вы, монахи, подойдите ближе, посмотрите, что я вам принес.

В толпе придворных и гостей я заметил нескольких стражников, с мрачными лицами подбиравшихся ко мне. Дальше медлить было нельзя. Неподалеку от меня было высокое арочное окно, выходившее на балкон, за которым располагался парк. Владимир протянул трясущиеся руки к мешку.

— Открой его! — крикнул я и ткнул князя мечом. Он взял мешок, развязал стягивающей его шнурок и вытряхнул содержимое на стол... Все в ужасе застыли.

— Перед вами самая сущность Ференци, — прошипел я.

Кусок плоти был размером со щенка, но форма и вид его производили кошмарное впечатление. Точнее, это было нечто совершенно бесформенное. Его можно было принять за слизняка, за человеческий зародыш, за странного червяка... На свету он стал корчиться, выпустил мягкие щупальца, затем появился глаз, чуть позже — рот с острыми изогнутыми зубами. Глаз был скользкий, влажный, а рот яростно причмокивал и будто что-то жевал.

Владимир, бледный как смерть, сидел, словно к месту прикованный, лицо его исказилось. Вампир, точнее часть его, подполз ближе к князю, и, при виде того, как он в ужасе отпрянул и отодвинулся вместе со стулом от стола, я от души расхохотался. Существо не замышляло ничего плохого — оно вообще не могло мыслить. Будь оно крупнее, будь оно голодно, оно могло представлять опасность. Или, например, если бы находилось в темной комнате рядом со спящим человеком. Но только не здесь, в ярко освещенном зале. Мне это было известно, но об этом не знали князь Владимир и его придворные.

— Вриколаки! Вриколаки! — в ужасе завопили греческие монахи.

И тут, несмотря на то, что мало кому было известно значение этого слова, в зале началась страшная паника. Кричали и, одна за другой, падали в обморок женщины, все бросились прочь от стола и сгрудились возле двери. Надо отдать должное греческим монахам — они единственные знали, что следует делать. Один из них схватил огромный кинжал и приколол им существо к столу. Оно мгновенно лопнуло, и содержимое растеклось по столу. Монах снова воткнул в него кинжал и закричал:

— Несите огонь! Его надо сжечь!

Поднялся страшный шум, и среди всеобщего смятения я спрыгнул со стола, бросился к окну и выскочил на низко нависавший над землей балкон. Едва я успел спуститься вниз, как в окне показались две разъяренные физиономии. Это были телохранители Владимира, осмелевшие, когда опасность миновала. Но только не для них. Я вновь оглянулся. Эти двое были уже на балконе.

Они орали и размахивали мечами. Я присел. Над головой у меня просвистели стрелы, пущенные из глубины темного парка. Одному преследователю стрела попала в горло, другому — прямо в лоб.

Шум в зале стоял невообразимый, но меня никто не преследовал. Мрачно усмехнувшись, я покинул дворец...

В ту ночь мы разбили лагерь в лесу неподалеку от города. Я не стал выставлять сторожевые посты и велел своим людям спать. Никто нас не побеспокоил.

Утром мы не спеша проехали верхом через весь город, повернули на запад и направились в Валахию. Мое новое знамя по-прежнему развевалось над стенами дворца. Судя по всему, никто не осмеливался тронуть его, пока мы оставались поблизости. Я оставил его как напоминание о себе: на нем были изображены дракон, сидящая на его спине летучая мышь, а над ними — словно живая — дьявольская голова Ференци. В течение последующих пятисот лет эти символы оставались моими..."

* * *

«Мой рассказ окончен, — сказал Тибор. — Теперь твоя очередь, Гарри Киф».

Гарри узнал кое-что из того, что хотел узнать, но далеко не все.

— Ты заживо сжег женщин и Эрига, — с отвращением заговорил Гарри. — Я понимаю, женщины тоже были вампирами. Но разве так уж трудно было дать им возможность умереть более легкой смертью? Так ли необходимо было сжигать их? Ты мог бы отнестись к ним милосерднее. Мог бы...

«Отрубить им головы?» — равнодушно спросил Тибор.

— Эриг тоже пострадал слишком жестоко, а ведь он был твоим другом.

«Да, был. Но тысячу лет назад мир был очень жесток, Гарри. К тому же ты ошибаешься — я не сжег их. Они остались глубоко внизу, под башней. Обломки мебели, которые я сложил вокруг столба, должны были разрушить его, так, чтобы рассыпались ступеньки лестницы и эти двое навсегда остались погребенными в темнице. Нет, я не сжег, а только похоронил их».

Мрачный и зловещий тон, каким Тибор произнес все это, заставил Гарри вздрогнуть от отвращения и ужаса.

— Это еще хуже, — сказал он.

«Ты хочешь сказать — лучше, — со смешком откликнулся Тибор. — Намного лучше, чем я мог предположить. Потому что я и не подозревал тогда, что они останутся там жить навеки. Ха-ха-ха! Ну не кошмар ли это, Гарри? Даже сейчас они пребывают там, пусть и превратившись в мумии. Но они все еще по-своему „живы“! Высохшие старые кожа да кости, хрящи и...»