Царство призраков - А. Дж. Врана

– Гавран! – успела позвать она, ее колени подогнулись, и девушка рухнула на землю. Последним, что увидела Кали, прежде чем ее зрение померкло, был ворон, ползущий к камню снов.

И мир погрузился во тьму.

ГАВРАН

Крыло… сломано. Нога… раздроблена.

Гавран боролся с болью. Он был юным духом, на самом деле почти ребенком, но разве это имело значение, когда его мать умерла?

Возьми камень, – прошептал ее дух. – Храни его, пока не придет время.

И он так и поступит. Ведь мерзкой штуки под названием «время» не было ни у кого из них: ни у него, ни тем более у Велизара. Грозный призрак скитался достаточно долго, сопротивляясь силе возрождения. Бог созидания был силен, но ворон – хитер.

Гавран доковылял до камня раньше, чем до него успел добраться Велизар. Схватив каменный клык в клюв, он запрокинул голову и проглотил его. Ворон взглянул на Велизара, пронзительно крикнул напоследок и подскочил к самому красивому трупу из лежащих поблизости.

Он давно его приметил.

Это был мальчик с гладкой фарфоровой кожей и волосами цвета беззвездной ночи. Забравшись на него сверху, Гавран, не теряя времени, вонзил клюв в живот мальчика. Он прокладывал себе путь внутрь, сливаясь с трупом, пока струны не натянулись и пальцы мальчика не дернулись. По плоти пошла дрожь, ребра выпятились, когда ворон пытался совладать с телом. Резко дернувшись и взбрыкнув ногами, тело село. Шея была изогнута под неестественным углом, поэтому Гавран обхватил подбородок руками и – щелк… щелк… поставил ее на место. Оболочка оказалась жесткой и лишенной крыльев, но вполне пригодной.

Губы дрогнули, затем раскрылись, обнажая неровные окровавленные зубы, сломанные в приступе безумия. Мальчик провел языком по острым осколкам – в самый раз для вгрызания в мясо. Плоть была выпотрошена, но тело повиновалось.

Мальчик по имени Гавран распахнул свои бездонные глаза, мерцающие, как жидкие чернила.

ВЕЛИЗАР

ВЕДЬМА УМЕРЛА, но не исчезла. Велизар не обнаружил никаких следов ее духа, но память о ней витала в воздухе, как угроза.

Когда осела пыль, Лощина уже не была прежней. От нее остались лишь пепел и зола. В расщелине, где когда-то стояла деревня, теперь клубился темный дым. Обожженная земля служила напоминаем выжившим об ужасном волке, напавшем на их дом. Отныне деревню называли не просто Лощина; она стала Черной Лощиной.

Название увековечило память о Сендоа, а страх жителей деревни навечно вписал легенду о Сновидице в историю этой земли. Ни то, ни другое не будет забыто.

Невзирая на то что Велизар покончил с ними обоими, он утратил власть над собой. Призрак угасал, сопротивлялся, но его тянуло в следующую жизнь. Его месть осталась незавершенной.

Он истратил отпущенное ему время на злодеяние против девушки, ставшей богиней, легендой, которая не канула в безвестности, а превзошла его собственные замыслы. К тому же он лишился брата. Его жалкий младший брат предпочел ему хаос.

На последнем издыхании Велизар вцепился в отравляющую Лощину паранойю и задумал месть. Он будет держаться за ненавистную легенду и возьмет ее с собой в следующую жизнь. Его новое воплощение не будет помнить, но душа не забудет.

Выжившие покинули земли, пропитанные кровью своих семей, но куда бы они ни направились, их истории повсюду оставались с ними, а их король следовал за ними, как тень.

* * *

Деревня кочевала вместе с людьми, поэтому их боги не теряли дом. Охотники попытались строить новую Лощину за океаном, но со временем она тоже стала Черной. Всякий раз, когда деревня начинала верить, что избавилась от проклятия Сновидицы, семена сомнения пускали корни и прорастали, как кровожадный сорняк.

Для этого даже не требовались козни Велизара. Человеческий разум обладал достаточной силой. Он наблюдал, как сомнения уступают место вине, а вина рассыпается, обнажая стыд. И люди шли на что угодно, чтобы от него избавиться. Простейшим способом, разумеется, было убедиться, что монстр настоящий, а казнь оправданна.

Изгнать демона и избавиться от чувства вины.

Велизар знал, что все повторится… новая девушка, новая Сновидица и нескончаемый список волков на выбор Лощины. Ее жители жаждали крови, и Велизар не сомневался, что недостатка в дурных знаках у них не будет.

Его воплощения будут поблизости, в каждой новой истории о преследовании Сновидицы, чтобы в очередной раз стать свидетелями ее падения. И с каждой новой жизнью, соединяющей их, он будет снова и снова смотреть ей в глаза и с улыбкой наблюдать, как она горит.

Велизар не смог подчинить ее, но он может контролировать легенду о ней. Он уничтожит любого, от кого лишь повеет ее духом. Да, она вернется, но вернется к его порядкам. И погибнет от них. Снова, и снова, и снова, до скончания времен.

Велизар получит свое наследие. Даже если Лощина забудет его имя, она никогда не освободится от сотворенного им цикла. Это был порядок как таковой, а в руках истории он станет вечным, как и его божественное происхождение.

МИЯ

Как только к ней вернулись первые обрывки воспоминаний, Мия вздохнула с облегчением. Незнание напоминало заплыв в открытом океане – бездна под ногами и бесконечный простор над головой. Но когда на нее обрушилась вся сила прошлого, ей показалось, будто кто-то проделал дыру во вселенной, за которой притаилось нечто большее.

Мия чувствовала себя так, словно сделала первый вдох – ошеломляющий, болезненный, как если бы тысячи стеклянных песчинок исцарапали ее легкие.

– Теперь ты знаешь, – тихо прошептал мальчик.

Мия прижимала пальцы к ребрам и груди, пытаясь унять жгучую боль. Велизар стал Первым, но не только он. Кали стала прародительницей Мии, а Сендоа – Кая. И все они оказались так крепко связаны, что смерть и время не играли роли. А еще Гавран…

– Почему ты мне помог? – спросила она. – Ведь ты появился почти под конец истории.

В его глазах блеснуло понимание.

– Я был там всегда.

– Не понимаю. – Мия покопалась в памяти, стараясь припомнить события до видения об иве с красными листьями.

– Ты потерялась раньше, чем сделала первый вдох, – сказал Гавран. – Я нашел тебя, позаботился и вернул обратно в твой дом наяву. А после наблюдал. Я ждал. Каждый раз, когда тебе снился сон, я был рядом. Ты еще не научилась смотреть вверх, а я не был готов спуститься.