Звезды без пощады - Эрли Моури

что пытаться через ухо ковыряться пальцем в носу. Советую, сначала обдумать все.

— Чего думать, Степаныч, — хмыкнул Мякушев, готовя тяжелый плазмомет. — Место удобное: из туннеля прилично сквозит. Дым и все амбре мигом улетит по коридору. Короче условия подходящие — жжем здесь. Все, я решил — валите в свою дырку!

— Погодь, — остановил его Черновол. — Мы не знаем, куда там дальше коридор ведет. Я с Сержем разведкой, а вы потом начнете. Только нам тоже по блатному стволу, — он указал на козлобои (Лугин не был против такого выбора). — Пойдем мы, прикинем обстановку и что поблизости.

— Валяйте, только мы все равно будем жечь, — хохотнул Кирилл. — Жечь, жечь и жечь!

Не успели Лугин с Тарасом отвалить за поворот, Мякушев навел кафравскую дур-машину на выбранный участок пола, нажал заветные пластины. Держать двуручник тяжело и неудобно, особо когда в рожу прет густой дым, но милиционер кое-как приноровился, большим пальцем выставил плазмомет на полную мощность. Лупила новая вещица превосходно: за полминуты в полу прогорела дырень метра два в диаметре и глубиной полтора. Только дальше пошло тяжелее: и пенолит стал вроде более тугоплавким, и дыму скопилось — желтые с черными космами клубы по всему коридору. Приходилось отбегать к началу туннеля, откуда веяло живительным холодком, немного обождать, хватануть больше воздуха и снова в неравный бой. Затем Мякушева, уставшего от манипуляций с тяжелым оружием и давившегося кашлем, сменил Ляхов. Опыта у военного было поменьше, но тоже скоро приспособился. Колодец в полу к тому времени был глубиной метров шесть. Жечь вниз, конечно, потруднее чем стену. Неприятность в том, что расплавленный пенолит не вытекал, как при прохождении арсенальной стены, а оставался в выработке булькающей массой, пока она не выгорала, не превращалась в вонючий дым. А потом внизу под пенолитовым месивом появилось нечто металлическое: какая-то плита или лист, преграждавший всякое дальнейшее продвижение.

Лугин с Черноволом шли осторожно и почти бесшумно. Широкий коридор все время вертел направо. Видишь впереди только уводящий в сторону массив пенолита, сморщенного и фиолетового, как кожа на морде алкаголика, и попробуй, угадай, что там впереди — через несколько шагов. Тем более нарвешься здесь на кафров — спрятаться негде. Минут через пять неторопливого продвижения световые пятна пошли другого оттенка: красные и оранжевые, разбросные аляповатой мозаикой. Этот неприятный красный цвет напомнил Сергею зал, через который проносились подвешенные вверх тормашками человеческие тела, где с них сдирали трансформированную в коконы одежду, чтобы землян голышом на извлечение мозга. Хреновая, мягко говоря, ассоциация. И красная подсветка встречалась по звездолету редко, она словно отмечала какие-то особые зоны. Тарас, шедший позади с козлобоем наперевес, похоже, думал о том же. Пальцы его нервно сжимали неудобное оружие и сами тянулись к пусковым пластинам: чтобы поближе в случае чего. Здесь все могут решить короткие как сам выстрел мгновенья.

Вдруг мичман остановился, прижимаясь к стене и отводя голову влево, чтобы лучше разглядеть следующий участок пути. Видел только, что коридор расширялся, дальше стены поблескивали глянцевой плиткой. Еще металлическая дуга начиналась по стене.

Чуть постояв, прислушавшись, Лугин выглянул. Дуга оказалась кантом для сплетения серебристой «паутинки» — образования являющегося, по мнению Мякушева, люками или дверями, разделявшими различные отсеки звездолета. Но на этот счет мент скорее всего прав. Вроде все сходилось: и в арсенал такая ерундень вела, и огромная преграждала путь космолетам из ангара.

— Нормально? — едва слышно простонал Черновол, притаившийся в нервном ожидании.

Мичман не ответил, сделал еще пару шагов, держа перед собой козлобой. Еще шаг и понял, что впереди закрытый со всех сторон зал. Кафров нет. С трех сторон на стенах округлые проемы, затянутые «паутинкой» — люки. Вот дальше идти некуда. Хорошо это или плохо? С одной стороны на сердце отлегло, что неожиданного появления кафров вроде не ждать. А с другой, чего хорошего в тупике, тем более если желудок сводит от голода и в горле знойная Сахара?

— Херня получается, — высказался Ляхов, глядя на неожиданное препятствие из металла. — И не ахти как плавится, — он пустил вниз еще пару ярко-синих плевков плазмы и поднял свой двуручник.

— Плавится, — не согласился Кирилл, став на колени и лучше разглядев блестящую поверхность, все-таки изъеденную плазмой. — Давай еще. Прожечь по любому надо. Хоть дым из задницы пойдет, но мы должны ее раздолбать в пух и прах. Может за ней сразу выход.

— Ну, смотри, ментяра, — хмыкнул армейский капитан. — Вопрос только куда выход. Может в местную канализацию. Уж больно смахивает на какую-то магистраль. Ладно, мне-то что? Ломаем чужое — не свое.

Он опустил ствол, прицелился и тронул пальцами пусковые пластины. Плазмомет часто задергался, роняя в жерло колодца яркие шипящие плевки. Минуту-другую Ляхов, зажмурившись, сморщив нос от жиденьких струек дыма, лупил по металлическому листу. Лупил и лупил. А потом что-то ухнуло со всей космической дури, и пол пошел размашистой дрожью. Из колодца полыхнуло голубым, каким-то ненастоящим светом и все в ту же секунду стихло, погасло. Только что-то стало не так. Максим, севший на пол то ли с перепуга, то ли действительно отброшенный порывом силы, вышедшей из колодца, ощутил, что его двуручник стал легче килограмма на два. Да ладно, если бы только двуручник, самого себя он ощущал почти невесомо. И Мякушев почувствовал, как полегчало его тело и оружие. За его спиной тоненько заголосила Миронова, и Серафимцев, выронив кафравские цацки, покрылся смертельной бледностью.

Сергей с Тарасом тоже услышали дрожь, пробравшую пол и стихшую где-то в толстых слоях пенолита. Замерли, приподняв стволы козлобоев, переглянулись. Грохот из колодца по загибам коридора долетел и досюда. И первой мыслью у Лугина вскочило: «Ну доигрались, идишь твою мать! Либо у Мякушева пошло что-то наперекос, либо Верочка неправильно поковырялась в инопланетной технике». И тут же Черновол схватил его за рукав бушлата, указывая на зал, с которого они только что вышли.

— Люки! — коротко рявкнул Тарас.

Мичман как повернулся с открытым ртом, так и не смог вернуть челюсть на место: «паутинки» больше не наблюдалось ни в одном из проемов. Вернее, она была, но скомкавшись, сжавшись кольцами к краю. И теперь открывалось три тускло освещенных хода. Один вел круто вниз, другой под таким же углом вверх. А третий из-за выступа стены пока толком не разглядеть.

— Точно, люки… Вот интересный выверт! — Сергей глянул на Черновола и снова стрельнул глазами в зал. — Выходит, разблокировало. И все как-то не так… Не так, Тарас, блин, Андреевич.

Прежде чем сделать первый шаг к открывшимся ходам, Лугин заметил одну странность: весил