Иван III - Николай Борисов

Известие о захвате москвичами Русы и о поражениях новгородских войск повергло Новгород в смятение. Однако поначалу среди горожан возобладало стремление продолжать борьбу. Ожидая, что Иван III со своим войском скоро подступит к городу, новгородцы предпринимали обычные меры на случай осады. На башни, распугивая ворон и голубей, поднялись дозорные. На улицах и по стенам появились караулы. Были сожжены все деревянные строения вокруг Кремля: их бревна при штурме могли быть использованы для «примета» под стены. Многие поколения новгородцев укрепляли свой город, возводя вокруг него каменные стены с могучими башнями. Однако в отсутствие постоянной опасности укрепления ветшали и обрастали всякого рода мирными сооружениями. Теперь их срочно приводили в боевой вид, безжалостно уничтожая хижины.

Спасаясь от бедствий войны, в Новгород сбежалось множество людей. Цены на продукты питания немедленно взлетели, а сами продукты стали исчезать с прилавков. «И много бысть новгородцемь пагубы: и хлеб дорог, и не бысть ржи на торгу в то время, ни хлеба, толко пшеничный хлеб, и того по оскуду» (12, 406). Словно в насмешку над бедняками на торгу продавался один лишь непомерно дорогой пшеничный хлеб, тогда как привычный ржаной исчез совершенно. Вкус хлеба стал вкусом ненависти. «Тогда потребители ржаного хлеба поднялись на потребителей пшеничного, укоряя их за то, что они привели великого князя на Новгород», — писал С. М. Соловьев (146, 20).

Наряду с недовольными дали о себе знать и прямые изменники. Некий Упадыш со своими единомышленниками тайно вывел из строя пять пушек на городской стене, забив им в стволы куски железа. Предателя поймали и казнили. Однако действия московской «пятой колонны» на этом, конечно, не закончились…

В этой обстановке архиепископ Феофил решил пойти по испытанному пути: вступить в переговоры с разгневанным великим князем и откупиться от него заветным новгородским серебром.

27 июля князь Иван приблизился к устью Шелони. Отсюда оставалось всего верст 50 до Новгорода. Один дневной переход — и победоносная московская рать встанет под стенами непокорного города. Туда же подойдут и полки, отправленные другими дорогами. Кажется, достаточно одного усилия, чтобы разгромить Новгород и окончить войну небывалым триумфом.

Однако Иван III устоял перед искушением. Московские воеводы и их союзники псковичи остановились, не дойдя до Новгорода каких-нибудь 20 верст, и стали лагерем между погостами Коростынь и Буреги (170, 189). О причинах такого решения историки говорят по-разному. Н.М. Карамзин объяснял его осторожностью Ивана III: «Мы видим здесь действие личного характера, осторожной политики, умеренности сего властителя, коего правилом было: не отвергать хорошего для лучшего, не совсем верного» (89, 193). А. Е. Пресняков полагал, что великий князь опасался новым наступлением сплотить новгородцев и дать им шанс на успех: «В этом можно усмотреть определенный политический расчет. Великий князь Иван был силен перед Новгородом его внутренними раздорами, и не было в интересах великокняжеской политики скреплять согласное объединение новгородцев поспешным и слишком резким давлением» (132, 434). Как бы там ни было, безвестная дотоле Коростынь стала вдруг историческим местом. Одновременно с Иваном сюда прибыли на судах по озеру и новгородские послы во главе с нареченным владыкой Феофилом для переговоров о мире. Близ Коростыни великий князь простоял 14 дней, «управляя новогородцев» (31, 291; 41, 185). В воскресенье 11 августа был заключен Коростынский договор — ключевой документ, подводивший итог всей московско-новгородской войне 1471 года.

Коростынский договор по форме очень напоминает Яжелбицкий договор, заключенный Василием Темным с Новгородом в 1456 году. Условия, выдвинутые победителями, оказались неожиданно мягкими: новгородцы присягали на верность Ивану III и обязывались в течение года выплатить ему контрибуцию — 15 с половиной тысяч серебряных новгородских рублей. Внутреннее устройство Новгорода оставалось прежним. Волок Дамский и Вологда окончательно переходили к Москве. Новгородцы клялись не искать политической, военной или церковной связи с Литвой. Иван возвращал большинство новгородских пленников, находившихся при нем или уже отправленных в Москву (5, 45–51).

Вся соль Коростынского договора состояла в признании Новгорода «вотчиной» великого князя Московского, а самого Ивана III — высшей судебной инстанцией для горожан. Причем все это представлялось как соблюдение «старины» — важнейшего принципа в системе ценностей средневекового человека. Союз Новгорода с королем Казимиром или литовским митрополитом, напротив, был вопиющим отступлением от «старины». Уже два года Иван методично вдалбливал эту новую идею в головы непокорных новгородцев. Его стратегический подход к новгородской проблеме заключался в том, чтобы, не меняя внешних форм городской организации — ибо люди очень болезненно относятся именно к исчезновению привычных внешних атрибутов власти, исподволь изменить ее суть. А когда новая суть, в свою очередь, станет привычной, — не составит большого труда придать ей и соответствующие внешние формы.

На переговорах с Новгородом не были забыты и интересы союзников Москвы — псковичей. Их ополчение стояло неподалеку от Коростыни, в местечке Княжичи. Они не успели отличиться в военном отношении, однако своими действиями доказали полную лояльность Ивану III. Такая позиция, конечно, заслуживала поощрения. В московский лагерь 31 июля прибыла псковская делегация во главе с посадниками Тимофеем Власьевичем и Степаном Афанасьевичем и князем Василием Федоровичем Шуйским (31, 291). Им разрешено было начать собственные переговоры с новгородскими послами, в результате которых был заключен договор «по псковской воли», более выгодный для Пскова, чем прежний.

В последний день своего пребывания у Коростыни, 13 августа 1471 года, Иван III простился с новгородскими послами (31, 291). Они уехали обратно в Новгород, где в присутствии московского боярина и воеводы Федора Давыдовича Хромого (соратника князя Холмского) должна была состояться церемония присяги горожан на верность великому князю. Помимо этого, боярин должен был проследить за сбором и доставкой в Москву в установленные сроки новгородской контрибуции.

Возвращаясь из новгородского похода, государь получил радостную весть. 27 июля московская рать (состоявшая из ополченцев из Устюга и Вятки) под началом воеводы Василия Федоровича Образца нанесла поражение новгородцам в сражении на Северной Двине. (Новгородская рать также была составлена главным образом из жителей новгородских владений в Подвинье.) Предводитель новгородского войска князь Василий Васильевич Гребенка Шуйский был ранен в бою и с остатком своих людей ушел в Холмогоры. Борьба за власть в богатом пушниной Подвинье издавна являлась важнейшей частью московско-новгородских споров. Победа Василия Образца давала Ивану III новую «точку опоры» для укрепления своих позиций на Двине. Однако окончательный переход этих земель под власть Москвы произошел лишь в 1478 году.

Не задерживаясь более в Новгородской земле, Иван III поспешил обратно. Князя переполняли радость и гордость. Наверное, ему хотелось поскорее услышать ликующий звон кремлевских колоколов и высокопарные речи архиереев, увидеть счастливые лица матери и сына. В конце концов, теперь он имел полное право на все это. Он отомстил за унижения отца. Перед ним встал на колени Господин Великий Новгород. А главное — он сумел благополучно проплыть между Сциллой и Харибдой, обмануть следивших за каждым его шагом Литву и Орду.