Черный вдовец - Ирина Успенская

– Дорогая, так любезно с вашей стороны было устроить этот прием! Я сама представлю мою дорогую дочь гостям.

Эмилия лишь кинула извиняющийся взгляд на Ринку, мол, прости – но устраивать скандал с ее высочеством будет хуже для всех.

– Вы так добры, матушка! – просияла Ринка. – Я счастлива, что вы не сердитесь на нас с Людвигом!

– Ну что вы, дорогая. Невозможно сердиться на собственного сына, которому сердце велело… – Не договорив, а скорее, несколько запутавшись в собственном велеречивом лицемерии, свекровь промокнула «слезу умиления» черным кружевным платочком. – Ах, эта любовь… Не сомневаюсь, уж вы-то родите Людвигу достойного наследника. Он очень любит детей, да вы и сами видели, как нежно он относится к Альберту и Аннабель. А вы любите детей, дорогая? Вы не представляете, как я жду появления внуков! Мои дети так быстро выросли!..

Если бы не роль восторженной дурочки, Ринка бы аплодировала стоя. Ее высочество в роли доброй бабушки была великолепно убедительна. Даже голос задрожал в нужном месте. Вопрос только, с чего это она так резко сменила курс? Знать бы!

Продолжая «сердечную» беседу о будущих детях, принцесса небрежно представляла Ринке гостей, всем своим видом демонстрируя, как нежно любит свежеобретенную дочь и какое в их семье царит благолепие. А заодно едва слышно поясняла Ринке, кто какое место занимает при дворе, насколько богат и влиятелен и стоит ли с ним считаться. С некоторыми гостями она перебрасывалась репликами о погоде или спрашивала о здоровье, кому-то кивала с таким видом, будто перед ней таракан.

Ринка же всем хлопала глазами и не выходила из образа наивной дурочки. Потом разберется, что все это значит, а сейчас надо всего лишь пережить очередное испытание.

Которое закончилось на удивление быстро.

– Лизоблюды, – едва слышно и не прекращая улыбаться, прошипела свекровь в спину отходящему семейству то ли графа, то ли барона, Ринка давно запуталась в именах и титулах. – Никогда не верь им, дитя мое. Особенно тем, кто делает умильные глаза и громко восторгается.

Свекровь одарила Ринку коротким пронзительным взглядом и кривовато улыбнулась, став на мгновение безумно похожей на Людвига.

А Ринка залилась жаром смущения. Ее игру оказалось так просто раскусить?

– Как скажете, матушка, – на всякий случай она склонила голову.

– Вот и умница. А теперь идем-ка посмотрим оранжерею, – добавила она достаточно громко, чтобы услышали заинтересованно отирающиеся рядом гости. – У дорогой Эмилии чудесные бегонии!

Ринке отчаянно не хотелось никуда идти со свекровью, но та держала ее слишком крепко и уверенной рукой направляла… в оранжерею? Что-то Ринке не верилось, что вот этот незаметный коридорчик ведет именно туда.

– Пустите, матушка. – Она встала столбом, едва они вышли из общего зала. – Людвиг просил никуда без него не ходить.

– А ты, значит, послушная женушка? – Ринку одарили все тем же острым взглядом, никак не вяжущимся с милейшей будущей бабулей.

– А я доверяю своему мужу.

Вдовствующая принцесса тихо рассмеялась и кивнула на следящий артефакт, выглядывающий из-под брачного браслета.

– Людвиг знает, где ты. И мы не пойдем далеко, всего лишь на балкон, там нет длинных ушей. Да не дрожи ты! Если кто тебя и съест, то уж точно не я, – сказала свекровь и потянула Ринку дальше, к двери.

Оказалось – к двери в танцевальный зал, пока еще пустой, за исключением нескольких музыкантов, настраивающих инструменты в углу. От них, вставших при появлении дам, свекровь небрежно отмахнулась, и в самом деле вывела Ринку на длинный балкон, выходящий на фасад графского дома.

Второй этаж. Не так высоко, чтобы убиться наверняка, но достаточно, чтобы не отделаться ушибами. Но ведь свекровь бы не стала вести ее на балкон на глазах у посторонних, чтобы с этого балкона сбросить?

– Садись и прекрати дрожать, – велела свекровь, подтолкнув Ринку к плетеному креслу. Сама села на такое же, аккуратно расправив юбки. – И послушай меня, девочка.

– Слушаю, – вздохнула Ринка, усаживаясь. Страх почти прошел, и ему на смену явилось любопытство.

– Ты не так наивна, как пытаешься казаться, – усмехнулась свекровь. – И твои хлопанья глазками не так убедительны, как нужно. Хотя линию поведения ты выбрала правильную, никому из стервятников не показывай, что ты умна и с характером. Избежишь множества проблем.

Ринка вместо ответа только пожала плечами, мол, это все и так понятно.

– И не думай, что я имею что-то против тебя, девочка. Наоборот. Я рада, что глупый мальчишка наконец-то выбрал жену сам, так у него будет шанс. Он не рассказывал, что в роду Бастельеро все непросто с магией и наследниками?

– Совсем немного, – отозвалась Ринка.

Странное дело, но сейчас она почти верила этой женщине. То есть у свекрови совершенно точно были свои мотивы, не имеющие отношения к благу Ринки, но сейчас ей был нужен мир. И женатый сын. И наследники. Вот это Ринка чувствовала всеми частями тела, а не только теми, что традиционно отвечают за интуицию.

– Если вкратце, то все Бастельеро – маги, но не все – некроманты. Проклятие передается не по прямой, но только среди мужчин. Предыдущим носителем проклятия был мой двоюродный брат, Клаус. Мы почти не общались, так что я знала его крайне плохо. Когда я выходила замуж за Манфреда, у Клауса уже был наследник, Вольфганг. Один. У носителей проклятия никогда не рождается больше одного мальчика. И я была уверена, что это никогда не коснется моей семьи. Манфред… он был истинным принцем. Страстным и неудержимым во всем. – Свекровь ностальгически вздохнула. – Людвиг поначалу был его точной копией. Такой же светлый, порывистый. У него были льняные кудри и глаза, как твои топазы. Прелестный мальчик! Они с Гельмутом росли вместе и очень дружили, пока Клауса и его семью не убили. Не верь, если кто-то тебе скажет о несчастном случае. Никогда не верь в несчастные случаи! Кому-то очень нужно, чтобы род Бастельеро прервался, и им это почти удалось. Вместе с Клаусом погибла не только его семья, но и моя. Знаешь, как я узнала о смерти Клауса и Вольфганга? – Мать Людвига даже не глянула на Ринку и ответа явно не ждала: смотрела невидящим взором куда-то в темнеющее небо.

– Людвиг изменился, да?

– Да. Ему было десять. В таком возрасте голубоглазые блондины не становятся черноглазыми брюнетами, тем более за одну ночь. Я поначалу не узнала собственного сына. А Манфред испугался. Он никогда не занимался политикой, никогда не был магом и был безумно далек от придворных интриг. Младший брат, любимый, балованный. При наличии двух племянников его шансы на трон были крайне малы, и он никогда не хотел его. Он всегда молился за здоровье старшего брата и его сыновей, а невестку вечно щипал за юбку и спрашивал, когда же будет третий сын, чтобы дядюшке не снилась в кошмарных снах корона. – Свекровь вздохнула и утерла платочком настоящую слезу. – Вся наша прекрасная жизнь покатилась под откос. Нашего веселого, милого Людвига подменили. В нем не только проснулось проклятие, он стал совсем другим. Нелюдимым. Мрачным. Перестал слагать стихи, а вместо этого засел за старые книги. Ему пришлось принять наследство Клауса, а ведь он не знал, что это такое и что с этим делать! Его магический дар был слабым, годным только на детские шалости…