Гражданин Бонапарт - Николай Троицкий

Прежде чем решиться на экспедицию в Египет, генерал Бонапарт основательно изучил географию, историю, национальные, религиозные и чисто житейские особенности этой страны и ее соседей. Его биографы отмечают, что он «увлеченно», «с жадностью» штурмовал исследование Г. Т. Ф. Рейналя о европейцах «в обеих Индиях», «Историю арабов» А. Мариньи, «Мемуары о тюрках и татарах» барона М. де Тота[739]. И, конечно, он знал - в той или иной мере - о «египетских» планах своих предшественников. Ведь еще в XIV в. советник французского короля Филиппа IV Красивого Пьер Дюбуа предлагал своему государю овладеть Египтом, а с XVII в. такие предложения - еще трем королям Франции! - периодически возобновлялись. Так, в 1672 г. великий философ Г. В. Лейбниц (основатель и первый президент Берлинской Академии наук, подсказавший, кстати, Петру I мысль об основании такой же академии в Петербурге) пытался заинтересовать египетским проектом Людовика XIV, но тот был слишком занят борьбой с европейскими коалициями, чтобы заниматься еще и Египтом. При Людовике XV, в 1738 г., министр иностранных дел Р.-Л. д’Аржансон выступал с идеей прорыть Суэцкий канал, а всемогущий министр (иностранных дел, военный и морской) Людовика XVI герцог Э. Ф. Шуазель в 1769 г. рассматривал план захвата и колонизации Египта, но посол Франции в Константинополе граф Ш. Г. де Верженн убедил короля не портить отношения с Турцией. Дело в том, что Турецкая (Османская) империя формально еще владела Египтом (с 1517 г.), хотя уже начала терять контроль над ним, уступая нараставшему засилью местных феодалов-мамлюков.

Очень своевременно и выигрышно для Наполеона поддержал его египетский проект Шарль Морис Талейран - поддержал талантливо, как все (хорошее или дурное), что он делал. Министром иностранных дел Талейран стал 16 июля 1797 г. исключительно благодаря хлопотам перед П. Баррасом его очередной (из длинного ряда до нее и после нее) любовницы Жермены де Сталь. Кстати, сам Талейран умолял тогда мадам де Сталь разжалобить Барраса, ссылаясь на то, что «ему, Талейрану, жить нечем и если его не назначат министром иностранных дел, то он принужден будет немедленно утопиться в Сене, ибо у него в кармане осталось всего десять луидоров»[740]. В то время Директория полным составом терпеть не могла Талейрана: «...трое директоров считали его взяточником, - констатирует Е. В. Тарле, - четвертый считал его вором и взяточником, а пятый (Ребель) - изменником, вором и взяточником»[741]. Но Баррас, отчасти по наводке мадам де Сталь (которая была в числе и его любовниц), а главное, собственным умом сообразил, что Талейран может оказаться полезным для него дипломатом, и не без труда уговорил других директоров доверить ему портфель министра иностранных дел.

Как дипломат Талейран оправдал доверие Директории легко и быстро - в ходе переговоров 1797 г. с Австрией, Пруссией, Неаполитанским королевством. Еще легче и быстрее обретал он личные (преимущественно материальные) выгоды посредством взяток, которые он брал виртуозно и неисчислимо, а также еще одним способом, о котором хорошо сказал Е. В. Тарле: «Через своих любовниц и своих друзей, и через друзей своих любовниц, и через любовниц своих друзей Талейран почти беспроигрышно играл на бирже»[742]. В общем, к 14 февраля 1798 г., когда Талейран выступил перед Директорией с докладом «О завоевании Египта», он был для всех директоров хотя и взяточником (как любой из них), но уже достаточно изощренным политиком, с мнением которого приходилось считаться. А мнение Талейрана было однозначным: египетский проект Бонапарта, впервые представленный - со всеми обоснованиями - в письме к Директории от 16 августа 1797 г., надо поддержать[743].

Директория согласилась с его мнением. Директора понимали и военную, и политическую выгоду от возможного завоевания Египта, поскольку это позволило бы компенсировать утрату колоний Франции в Вест-Индии, овладеть древними торговыми путями в Аравию и далее - в Индию и даже установить связь с антибританскими силами в Индии, особенно с правителем княжества Майсур на юге Индостанского полуострова Типу Султаном[744]. К тому же мозг каждого из директоров - и в первую очередь Барраса - сверлила задняя мысль отделаться от сверхпопулярного и слишком честолюбивого полководца в лице Бонапарта, который уже имел наглость говорить (правда, в узком кругу, но с широкими связями), что он «разучился повиноваться». «Только бы спровадить его подальше! ― мечтательно рассуждали директора. - А лучше всего, если там его и прикончат»[745].

Но очень уж заманчивой для Директории была идея вооруженного вторжения непосредственно в Англию. Высадить мощный десант на Британские острова планировал еще Лазар Карно в бытность свою членом Директории. Теперь Баррас и К0 решили повременить с Египтом и проверить, насколько реален этот план, возложив ответственность за его выполнение на плечи Бонапарта: получится - будет хорошо не только Наполеону, но и Директории; не заладится - плохо будет только Бонапарту. Поэтому 26 октября 1797 г. Директория назначила генерала Бонапарта главнокомандующим Английской армией, как называлась тогда совокупность всех войск на северном побережье Франции общей численностью в 120 тыс. человек.

Получив такое назначение с конкретной целью реализовать план Карно, Наполеон с 8 февраля 1798 г. предпринял всеобъемлющую инспекцию сил и возможностей для вторжения в Англию. Он понимал, что запланированная операция в случае успеха возвысит и международный авторитет Французской республики, и его собственную славу, но в случае неудачи опозорит и Францию, и его самого. Он мог и догадываться о намерении Директории подставить его под заведомо проигрышный вариант, втянуть в гибельную операцию и обесславить. Вместе с Ж. Ланном, Ж. Сулковским и Л. А. Бурьеном Наполеон инкогнито объездил все прибрежные порты - Булонь, Кале, Дюнкерк, Ньюпорт, Остенде, Антверпен, - везде вникая во все, что касалось подготовки к операции. По воспоминаниям Бурьена, он повсюду «терпеливо, вдумчиво, тактично, но с присущим ему напором расспрашивал матросов, рыбаков и даже контрабандистов, внимательно их выслушивал»[746] и, разумеется, извлекал из их ответов нужные для него сведения.

Результат инспекции был таков: Наполеон убедился а том, что операция с высадкой десанта на Британские острова абсолютно нереальна, пока французский флот не сможет господствовать в водах Ла-Манша. А. 3. Манфред обратил внимание на то, что наиболее проницательные современники понимали тогда, сколь неисполнима идея французского вторжения в Англию. Русский посланник в Турции (позднее член Негласного комитета при Александре I) князь В. П. Кочубей так писал 9 декабря 1797 г. о Наполеоне: «Может быть, я ошибаюсь, но полагаю, что он не будет настолько глуп, чтобы взять на себя задачу, которая запятнает его великую славу»[747].