Годы паники. Как принять верное решение, когда все говорят «пора рожать» - Нелл Фриззелл

как к практической необходимости, с которой следовало бы когда-нибудь разобраться. И тем не менее меня не смущает перспектива частично или даже полностью обнажиться перед незнакомыми.

Вот так я и застряла посреди улицы, выкапывая сиськи из многочисленных и разнообразных слоев одежды, сбруи и застежек, из которых ныне состоял мой гардероб, и «скромности» во мне не было и на почтовую марку. Я чувствовала, как кожа вокруг сосков собирается в похожие на овсянку сгустки, когда начинают наполняться молочные протоки. Ощущала, как огромное кубическое давление грудей напирает на сложенную полоску ткани перед «кормящим лифчиком». Я чувствовала, как начинаю протекать – два влажных кружка расплывались по одежде, как чернильные кляксы. Для всего этого триггером может служить не только сосущий ребенок, но и вид ребенка, мысль о нем, звук его плача, а в моем варианте и одном особенно памятном случае – «га-га-га» подавшего голос гуся. В тот момент, когда я высвободила левую грудь из плена, автобус номер 242 катился в считаных метрах от моих ног, до отказа забитый людьми, едущими на работу, и тонкая струйка грудного молока, точно блестящая белая ракета, взлетела в воздух и легко расплескалась о панель из пуленепробиваемого стекла прямо передо мной.

Но погодите-ка, слышу я ваш вопрос, какое на самом деле ощущение возникает, когда кормишь грудью? То же самое, что пописать? А соски болят? Это как облегчение, как тяжкий труд, как плач? А слышно, как ребенок глотает? Можно понять, сколько молока он выпивает? От этого устаешь? А запах у молока есть?

Ну, конечно, эти ощущения совершенно уникальны и у каждой женщины, которая кормит грудью, и у каждого человека, которого кормят. Я знала женщин с четырьмя детьми, у кого ощущения были разными с каждым ребенком. Я знала младенцев, просекавших фишку сразу, и других, кому требовалось время, чтобы освоить этот фокус. Я знала женщин, планировавших кормить грудью всю жизнь, и других, кого эта мысль приводила в ужас. Я знала женщин с двойной мастэктомией, которым не суждено было кормить никогда и которым приходилось страдать от непрошеных замечаний незнакомых людей насчет того, какое это зло – искусственное вскармливание. Я не собираюсь никому указывать, как кормить детей. Не хочу и не имею права судить ни одну женщину за то, как она использует свое тело или воспитывает детей.

Но все же думаю, что кормление грудью – как и роды – это весьма примечательный физический процесс, столетиями спрятанный по углам брезгливостью, женоненавистничеством и угнетением.

Начнем сначала. Я помню, как смотрела на металлический, сливочный блеск молозива, льющегося из соска, когда лежала на безупречно чистой койке в больнице, и думала: как забавно, что такая драгоценная субстанция так золотится и блестит. Молозиво – первая форма грудного молока, обычно появляющаяся сразу после рождения, – гуще обычного молока и содержит много антител, защищающих ребенка от болезней и грязи земной жизни, в то время как он лихорадочно пытается отрастить себе иммунную систему. Я знала, что младенцы должны инстинктивно тянуться к запаху. Поэтому, если удастся покормить грудью в первые несколько минут, возможно, кормление будет даваться легче, чем если сделать это позднее. И поэтому – слова моего учителя из Национального фонда по деторождению гремели в изнуренном разуме, точно колокола, – через считаные мгновения после того, как была перерезана пуповина, я поднесла крохотный синюшный носик к своему соску и дождалась момента, когда похожий на цветочную почку ротик широко раскрылся. (Это заставило его распахнуть рот достаточно широко, чтобы как следует присосаться.) Меня предупреждали, что может потребоваться время, и я была готова просить акушерок понаблюдать. Но, как ни удивительно, он задрал голову, точно игрушка с конфетками Pez, и через пару секунд, похоже, уже делал то, что следовало.

Я была настолько взвинчена адреналином, настолько переполнена радостью окончания родов и настолько дезориентирована предыдущими часами, что почти не ощущала происходящего в моих грудях. Все же хватило самообладания, чтобы заметить по нахмуренному лобику, жиденьким волосам и припухшему носу, что этот странный маленький человечек, лежащий в моих объятиях, пугающе похож на моего отца. В результате я едва могла смотреть на него. И все же золото продолжало течь, щечки сына продолжали надуваться. Я слышала тихие ворчащие глотки и ощущала крохотное птичье тельце у своей груди. Мое тело почти полностью довлело надо мной в тот первый день, и тонкие белые жгуты молока, тянувшиеся из груди, уже привязывали ко мне малыша.

И все же с грудным вскармливанием не все так просто, как стремятся внушить многие его сторонники. Я, разумеется, прекрасно понимаю, почему они это делают. Грудное вскармливание – это бесплатный, естественный, здоровый, без упаковки и пластика, мобильный, глубокий и интимный способ кормить ребенка. Не нужно ничего брать с собой, не нужно кипятить воду, стерилизовать. Оно способствует образованию связи между вами и младенцем, помогает защитить его от болезней. Но меня, женщину, которая сама кормила грудью и хотела этого, процесс часто доводил до предела вменяемости, тревожности, терпения, веры и жизнестойкости.

Когда Ник впервые спросил, что я чувствую при кормлении грудью, первым на ум пришло слово «печаль». Не потому что не нравилось и не потому что больно – годы джоггинга, плавания в холодной воде и неумелых любовных игр закалили мои соски, превратив их в грудной эквивалент боксерских груш. Просто каждый раз, как я чувствовала, что сын присосался и молоко пошло, я ощущала щемящую, ностальгическую печаль, затоплявшую тело. Она длилась не дольше пары секунд, но была ощутимой. Причиной было явление, известное как D-MER, или дисфория грудного вскармливания. Считается, что оно связано с падением уровня дофамина, которое позволяет организму вырабатывать пролактин, а молоку «приходить»62. Мне крайне повезло, что кормление грудью никогда не причиняло такой боли, какую причиняет, скажем, ушибленный палец на ноге, вскрывшаяся рана, свежий водяной мозоль или лопнувшая кожа. Соски не трескались, а появившиеся впоследствии многочисленные зубы ребенка не мешали и не вцеплялись в мою нежную плоть. Но все это может случиться.

Женщины по-разному описывают ощущения – от «вроде как солнечный ожог расчесываешь» до «бульдог в грудь вцепляется» или «будто сосок прищемили дверью». Низкий поклон тем, кто отважно продолжал кормить вопреки боли, инфекциям, трещинам на сосках, маститам, слезам и разрывам. Я также надеюсь, что эти описания и понимание, что многие другие испытывали трудности, поможет молодым матерям не ощущать себя, как выразилась одна знакомая, «единственной женщиной на свете, чье тело не знает, как быть матерью».

Если бы надо было объяснить грудное