Патрик Мелроуз. Книга 1 (сборник) - Эдвард Сент-Обин

«Не говоря уже о том, что сегодня вечером хочется быть сразу в двух местах, — думал Патрик, спуская ноги с кровати. — На вечеринке у Бриджит и не на вечеринке у Бриджит». А ужинать с людьми по фамилии Боссингтон-Лейн не хотелось категорически. Сейчас он позвонит Джонни и договорится поужинать с ним наедине. Патрик набрал номер, но тут же отсоединился, решив перезвонить после того, как заварит чай. Едва он повесил трубку, телефон зазвонил снова. Это Николас Пратт спешил отчитать его за неотвеченное приглашение в Читли.

— За приглашение на сегодняшний блистательный раут благодари не меня. Я твоему дорогому отцу обещал, что помогу тебе влиться в поток светской жизни.

— Я тону в этом потоке, — отозвался Патрик. — Да и приглашение в Читли вы застолбили, еще когда мне было пять и вы привезли Бриджит в Лакост. Даже тогда было ясно: в высший свет она пробьется всенепременно.

— Ты вел себя слишком отвратительно, чтоб заметить нечто столь важное, — парировал Николас. — Помню, однажды на Виктория-роуд ты сильно пнул меня в голень. Я хромал по коридору и прятал невыносимую боль, чтобы не расстраивать твою дражайшую матушку. Кстати, как она? В последнее время ее совсем не видно.

— Удивительно, правда? Она уверена, что в жизни есть вещи интереснее раутов.

— Она всегда казалась мне странноватой, — резонно заметил Николас.

— Насколько мне известно, матушка сопровождает партию из десяти тысяч шприцов в Польшу. Люди считают ее героиней, а вот я считаю, что добрые дела должны начинаться дома. Зачем ехать в Польшу, если шприцы можно привезти мне на квартиру? — спросил Патрик.

— Я думал, это уже позади, — проговорил Николас.

— Не то позади, не то впереди. Здесь, в «серой зоне», не определишь.

— Для тридцатилетнего ты выражаешься чересчур пафосно.

— Видите ли, — вздохнув, начал Патрик, — я отказался от всего, не получив взамен ничего.

— Для начала ты мог бы поехать с моей дочерью в Читли.

— Боюсь, не получится, — соврал Патрик, который терпеть не мог Аманду Пратт. — Меня самого приятель подвезет.

— Ладно, увидитесь у Боссингтон-Лейнов, — проговорил Николас. — А мы с тобой встретимся после вечеринки.

В Читли Патрику не хотелось ехать по ряду причин. Во-первых, потому, что там будет Дебби. Патрик столько лет пытался ее отшить — и вдруг, к изрядному его недоумению, получилось. С другой стороны, разрыв с Патриком, похоже, нравился ей больше, чем их многолетний роман. И разве упрекнешь ее? Невысказанные извинения терзали Патрику душу.

За восемь лет, минувших после смерти отца, юность Патрика утекла, а признаков зрелости не наблюдалось, если к ним не отнести грусть и прострацию, сменившие ненависть и безумие. Ощущение плодящихся альтернатив и раздваивающихся дорог сменилось унынием у причала в созерцании флотилии уплывших кораблей. В нескольких клиниках Патрика отучили от наркозависимости, оставив беспорядочные связи и любовь к кутежам без чуткого руководства, как солдат без командира. Финансы, подтаявшие от мотовства и счетов из клиник, еще позволяли жить безбедно, а вот откупиться от скуки — уже нет. Не так давно Патрик с ужасом осознал, что ему придется искать работу. Поэтому он и учился на барристера — вдруг понравится спасать от тюрьмы преступников?

Решение изучать юриспруденцию подвигло Патрика на то, чтобы взять из видеопроката «Двенадцать разгневанных мужчин»{111}. Несколько дней он расхаживал по квартире, дискредитировал воображаемых свидетелей уничтожающими замечаниями или вдруг облокачивался на какой-нибудь предмет мебели и с растущим презрением говорил: «Я утверждаю, что в ту ночь вы…», потом съеживался и в роли оппонента по перекрестному допросу устраивал фальшивую истерику. Еще Патрик накупил книг вроде «Понятия права»{112}, «Улицы правонарушений»{113}, «Чарльзуорта о неосторожности»{114}. Стопка этих книг теперь боролась за внимание Патрика с его бывшими любимчиками — «Сумерками идолов»{115} и «Мифом о Сизифе».

Пару лет назад, когда организм очистился от наркотиков, Патрик начал понимать, что значит постоянная трезвость, — это непрерывный поток осознанности, это белый туннель, пустой и темный, как высосанная мозговая кость. «Хочу умереть, хочу умереть, хочу умереть», — бездумно бормотал Патрик, занимаясь обычнейшими делами. Лавина сожаления накрывала его, пока он ждал, когда закипит чайник или выпрыгнут готовые тосты.

При этом собственное прошлое напоминало Патрику труп, готовый к бальзамированию. Еженощно он просыпался от кошмаров. Боясь заснуть, Патрик выбирался из мокрой от пота постели и курил, пока не забрезжит рассвет, бледный и грязный, как пластинчатая изнанка ядовитого гриба. В квартире на Эннисмор-Гарденз валялись кассеты со сценами насилия и жестокости, которые меркли в сравнении с насилием и жестокостью в бесконечном видеоролике, крутящемся у него в голосе. Постоянно на грани галлюцинации, Патрик ступал по земле, которая вибрировала, как глотающее горло.

Что самое худшее, чем успешнее Патрик боролся с наркотиками, тем яснее видел, что эта борьба лишь маскирует тягу не стать таким, как отец. Утверждение «ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал»{116} казалось смутной догадкой в сравнении с почти абсолютной уверенностью в том, что человек превращается в объект своей ненависти. Разумеется, есть на свете люди, чуждые ненависти, но Патрик был от них слишком далек, чтобы размышлять об их судьбе. Память об отце по-прежнему гипнотизировала Патрика, манила его, как сомнамбулу, в бездну нежеланного уподобления. Сарказм, снобизм, предательство, жестокость казались менее отвратительными, чем жуть, которая произвела его на свет. Кем мог он стать, если не машиной, перерабатывающей страх в презрение? Как ему ослабить бдительность, если потоки невротической энергии, словно прожекторы на тюремном дворе, не пропускают ни единой мысли, ни единой фразы?

Дела постельные, влечение к тому или иному телу, мимолетный кайф от оргазма (он куда слабее и утомительнее кайфа от наркотиков, но, как и уколы, требует постоянного повторения, ибо являет собой такой же паллиатив) — все это затягивает, но чревато осложнениями: изменой, риском беременности, инфекциями, разоблачением, радостью от присваивания чужого, пылом, оживляющим рутину. Еще секс переплетается с постепенным проникновением в круг сильных мира сего, где Патрик, возможно, найдет пристанище — наглядный аналог убийственно-нежных объятий наркотиков.