Во власти страха - Джеффри Дивер

Например, получать удовольствие от вида крови.

Олеандровая комната…

Размышления прервались, когда Билли надел желтые латексные перчатки и открыл дверь. При этом раздался звонок.

– Минутку, – донесся голос из заднего помещения.

– Не беспокойтесь.

Билли оглядел крохотную студию. Стулья, массажного типа столы для татуировок на плечах и пояснице, машинки, тюбики, иглы. Стоящие вещи. Он посмотрел на фотографии довольных клиентов и решил, что, хотя большинство здешних работ никуда не годится, Т.Т. Гордон все же талантливый художник.

Достав из рюкзака шприц, наполненный пропофолом, Билли повернул на двери табличку с надписью «Закрыто», задвинул щеколду и пошел к мерцающей занавеси из пластиковых бусин, отделяющей переднее помещение от заднего.

Такая минута наступает, когда заканчиваешь сложный мод. Ты задаешься вопросом: удачна ли работа? Или ты испортил превосходную кожу и чью-то жизнь на все обозримое будущее?

Вот о чем думал Билли Хейвен этим утром, лежа в постели в своей мастерской на Канал-стрит. Вспоминал свои самые сложные моды. Ты только что наколол последнюю линию (тебе всегда хочется колоть и дальше, но ты должен знать, когда остановиться). Только что отложил тату-машинку «Фреевайр», или «Америкэн игл», или «Балтимор-стрит», или «Борг». Волнующийся, нервный, ты откидываешься назад и впервые осматриваешь завершенную работу.

Вначале результат представляет собой смешанную массу крови, вазелина и, если работа была большая, не пристающих к ранам бинтов. Но под ней находится еще невидимая красота, и она скоро откроется взору. По крайней мере, ты на это надеешься.

Подобно доктору Моро, снимающему бинты с объектов вивисекции и обнаруживающему красивую Кошко-женщину с миндалевидными глазами и гладкой серой сиамской шерстью. Или Птице-человека с желтыми когтями и павлиньим хвостом.

То же самое с Модификацией. На поверхности – для полиции, для жителей Нью-Йорка, которых парализует мысль о том, чтобы спуститься в подвалы, – преступления, остающиеся загадкой. Какие-то убийства, какие-то пытки, какие-то непонятные сообщения, случайные места, случайные жертвы, убийца, одержимый кожей и ядами. Но под всем этим – превосходный дизайн. И теперь пора снять кровавый занавес бинтов и посмотреть на Модификацию во всем ее великолепии.

Билли отбросил простыни с одеялом и сел, глядя на свои бедра.

ЕЛА

ЛЬЯМ

При виде этих имен у него возникали приятные и печальные воспоминания. Но он знал, что после сегодняшнего дня неприятные поблекнут. Его родители, Очаровательная Девушка.

Его часы зажужжали. Он взглянул на них. Вскоре зажужжали другие.

Билли оделся и целый час прибирал мастерскую: заполнял мешки для мусора одеждой, которую надевал на местах убийств, постельным бельем, салфетками, бумажными полотенцами, пластиковыми столовыми приборами, тарелками – всем, на чем могли остаться его ДНК или отпечатки пальцев.

Он вынес мешки наружу, в холодное, слякотное утро – от первого вдоха на улице у него закололо в носу – и поставил их у края тротуара. Стал ждать. Через три минуты шумный грузовик департамента санитарии подъехал к остановке, сзади спрыгнули рабочие и начали собирать мусор на короткой, темной улице.

Билли заметил точное время, когда появился грузовик, дабы убедиться, что его мусор находился на улице всего несколько минут; он знал, что полицейские имеют право рыться в мусоре на улице.

Со скрежетом и выхлопом газов грузовик скрылся. Наиболее опасные улики исчезли. Потом – где-нибудь через неделю – Билли вернется и подожжет дом, чтобы уничтожить остальные. Но пока этого было достаточно. Вряд ли полицейские скоро найдут эту подземную берлогу.

От мысли о полиции он перешел к вопросу о Линкольне Райме. Билли ничего не слышал об этом человеке, о том, что тот заболел от яда. Это напомнило ему, что план вывести из строя великого прозорливца не был таким эффективным, как мог бы. Но ему не приходил на ум никакой другой способ отравить этого человека. Виски представлялось наилучшим выбором, хотя что-то другое, возможно, было бы эффективнее.

И все-таки он придерживался прежних взглядов: сражения бывали успешными и неуспешными. Но в этой войне Модификации он в конце концов победит.

Билли вернулся в мастерскую и продолжил сборы. Он ходил от террариума к террариуму. Наперстянка, болиголов, табак, ангельские трубы. Он полюбил эти растения и яды, которые они вырабатывали. Полистал некоторые свои наброски и сунул их в рюкзак вместе с тетрадью Заповедей Модификации. Хотя в конце он и написал требование: «Уничтожь эту священную книгу», – заставить себя сделать это Билли не мог. Он не знал, откуда взялось нежелание разорвать эти страницы. Может быть, Заповеди представляли собой средство запечатлеть боль, которую он терпел из-за утраты Очаровательной Девушки?

Или, может, тетрадь просто являлась замечательным произведением искусства? Фразы были старательно выведены красивым почерком Билли – замысловатые, как десятицветный мод, нанесенный на девственно-белую кожу десятком разных игл-лайнеров и шестью или семью шейдерами. Книга была слишком красивой, чтобы прятать ее от мира.

Билли застегнул молнию рюкзака, подошел к верстаку, уложил с полдюжины инструментов и мощный электрический удлинитель в брезентовую сумку. Добавил к ним большой, плотно закрытый термос. Потом надел желто-коричневую кожаную куртку и темно-зеленую бейсболку.

Зажужжали одни его часы. Потом вторые. Пора исправлять все зло этого неблагополучного мира.

Линкольн Райм вновь сидел в своей гостиной. Он несколько раз просыпался: бился над загадкой татуировок. Никаких прозрений не было. Потом снова погружался в сон, заполненный бессмысленными, как и большинство их, сновидениями. В шесть утра он проснулся окончательно и вызвал Тома для обычных утренних дел.

Пуласки, Купер и Сакс тоже были здесь – толпились в гостиной. Они тоже бились над теми же загадками, которые никак не разгадывались, до самой полуночи.

Райс услышал гудение мобильника, глянул в другой конец комнаты и увидел, что Пуласки достает из кармана свой телефон. Гудел одноразовый, не его собственный. Это означало секретную операцию.

Молодой человек посмотрел на экран, и лицо его приняло растерянное выражение. Патрульный переоделся, но снова в штатское: на нем были джинсы, тенниска, синий свитер с V-образным вырезом и кроссовки. Не совсем подходящий наряд для головореза-мафиозо, но лучше, чем водолазка и шикарные туфли.

Криминалист спросил:

– Это тот адвокат? Из похоронного бюро?

– Да, – ответил Пуласки. – Не отвечать? Пусть оставит сообщение?