Зимняя война. Дипломатическое противостояние Советского союза и Финляндии. 1939-1940 - Вяйне Таннер

Сразу после этого рекомендация была направлена президенту.

В тот же самый день предложение было направлено в парламент.

В 10.30 мне нанес визит посол Швеции Сахлин, который хотел выяснить, какими могут быть основы оборонительного союза. Я сообщил ему, что у нас еще не было возможности проработать этот вопрос в деталях, хотя я уже запросил мнения экспертов по международному праву и представителей Генерального штаба. В свою очередь я спросил его, сделали ли норвежское и шведское правительства соответствующие запросы. Возможно, имело смысл провести консультации министров иностранных дел, чтобы наметить основные направления для работы. Мы ничего не знали об отношении к этому вопросу Дании, так что мне оставалось надеяться на посредничество Швеции.

Мое выступление по радио вызвало некоторое недовольство в Швеции, так как в нем не была особо упомянута помощь, оказанная нам этой страной в ходе войны: и я просил Сахлина передать мои разъяснения шведскому правительству. Выступление готовилось в большой спешке, и его основной целью было объяснение нашему собственному народу причин, по которым Финляндия пошла на заключение мира. Поэтому было нелогично говорить о других аспектах войны. У нас не было ни малейшего намерения как-то оскорбить шведское правительство или шведский народ; вся значительная помощь, оказанная нам, была принята Финляндией с искренней благодарностью.

В одиннадцать часов в министерстве иностранных дел со мной встретился германский посол Блюхер. Он сделал заявление, но не в качестве официального представителя своего правительства, а «als Mensch zu Mensch».[23] Он высоко отозвался о героической обороне Финляндии и выразил сожаление по поводу наших потерь, территориальных и прочих. Затем выразил надежду, что со временем все придет в норму, и поднял следующие вопросы: «Что станет с германской собственностью на передаваемых территориях, в частности с заводами фирмы „Вальдхоф“ в Кексгольме (Приозерске)? Когда может возобновиться торговля с Германией?» В заключение он подверг резкой критике французское и британское предложения о помощи. С его точки зрения, это был весьма эгоистичный план, направленный прежде всего на получение рудных месторождений в Северной Швеции.

В 15.30 я принял участие в собрании социал-демократической партии, на котором присутствовали партийная пресса и секретари региональных организаций. Там я сделал подробный доклад о текущих событиях. Присутствовавшие были рады получить разъяснения по многим вопросам, которые до тех пор оставались для них непонятными.

В 18.45 я выступил по национальному радио в передаче для Соединенных Штатов, посвященной нашей войне с СССР и тем факторам, которые привели нас к заключению мира.

Основная сцена, на которой происходили события, переместилась теперь в парламент, который начал работать с мирным договором. Вообще говоря, вопросы войны и мира не вставали перед парламентом с темного вечера 30 ноября, когда в лейбористском центре «Валлила» парламент дал свой вотум доверия правительству Кайяндера. Теперь, в известном смысле, это был вопрос доверия правительству Рюти. Рюти и я присутствовали в полдень на заседании комиссии по внешнеполитическим вопросам парламента, чтобы донести до ее членов соображения, которые привели нас к заключению мира. Развернулась оживленная дискуссия, нам было задано множество вопросов. Но решение отложили до передачи предложения кабинета министров в комиссию.

Предложение кабинета министров о ратификации мирного договора парламенту было направлено для его утверждения на сессии, которая начиналась в четырнадцать часов того же дня. В соответствии с парламентской процедурой предложение было поставлено на обсуждение первым вопросом. Из-за деликатности предмета обсуждения сессия проводилась в закрытом режиме; это означало, что аргументы выступавших делегатов не могут быть опубликованы.

Премьер-министр Рюти начал выступление с сообщения о мерах, предпринятых кабинетом министров за время его деятельности. Кабинет полагал своей первостепенной задачей восстановление мира. Пока силы и ресурсы нации были мобилизованы для защиты отечества, мы предпринимали все возможные действия для поиска путей к миру, и мир был обретен. На нас вероломно напали, мы оказались плохо подготовленными к войне. Нам никто не обещал помощи. Вопреки тому, что говорилось, никто не побуждал нас отвергать требования Советского Союза на этапе переговоров.

Поначалу весь мир считал дело Финляндии безнадежным. Нам все сочувствовали, но ниоткуда мы не получили действенной помощи. Лишь когда стало очевидным, что Финляндия оказалась способной на энергичный отпор врагу, к нам стала поступать обильная гуманитарная и материальная помощь, в частности от Швеции и западных стран. Но не было сколько-нибудь заметной помощи людскими ресурсами. Можно сказать, что мы вели войну фактически в одиночестве. Когда стало понятно, что сил наших недостаточно, чтобы продолжать войну, кабинет министров после серьезных размышлений пришел к заключению, что, несмотря на обременительные условия мира, мы должны выйти из войны, пока это еще возможно. Будущее должно показать, правильно и разумно мы действовали или нет.

Во время предварительного обсуждения уже раздались голоса, возражающие против мирного договора. Их было слышно из стана партии «Народно-патриотическое движение» (IKL). Депутат Аннала изложил мнение, противоположное заявлению премьер-министра. Когда премьер-министр сказал, что стремление к миру часто требует большей смелости и большей предприимчивости, чем развязывание войны, Аннала заявил, что заключение мира зачастую становится детищем трусости: «В нашей стране много таких людей, которые, несмотря на все заверения, не считают, что были неопровержимые доводы для заключения такого мира». Он возложил вину на дипломатию прошлых лет. Вся наша внешняя политика, по его мнению, была исполнена сентиментальности. Мы питали беспредельную симпатию к так называемым демократиям и равное по силе отвращение к так называемым диктатурам, особенно к Германии и Италии. Если бы наши отношения с Германией складывались другим образом, Финляндия не оказалась бы сейчас в нынешнем тяжелом положении. Он не посчитал нужным вдаваться в отдельные детали мирного договора, поскольку договор в целом имел такой характер, что он не мог одобрить его.

Депутат Салмиала, тоже член IKL, построил свое выступление на фундаменте формальной законности. С его точки зрения, кабинет министров не имел полномочий заниматься подготовкой мирного договора, пока парламент не пришел к решению по существу вопроса. На этом основании он считал, что кабинет министров прежде, чем принять решение, должен был выяснить мнение парламента. Каково теперь будет значение принятого парламентом решения по этому вопросу? Всего лишь формальность.

Премьер-министр Рюти ответил на эти обвинения, напомнив, что обязательной предпосылкой прекращения военных действий было принятие условий мирного договора. Отчуждение территорий может начаться только 15 марта, до этого дня парламент теоретически имеет возможность отклонить договор; таким образом, права парламента остаются ненарушенными. Мы считали более важным как можно скорее остановить кровопролитие, чем скрупулезно выполнять все формальности законодательства.