Боль - Цруя Шалев

говорили столько ласковых слов: милочка, лапушка, голубчик, беби, никогда еще не желали ей столько раз доброго дня. Конечно, все это – годами отработанные любезности, но произносили их вполне искренне. Здесь словно образовалось теплое мелководье, непривычное для Ирис, но она плескалась в нем с удовольствием, как в бассейне для малышей, с удовольствием ела теплый хлеб, намазывая на него неизвестные, но невероятно вкусные смеси. Ей нравилось смотреть на прохожих. Среди них попадалось много гастарбайтеров; Ирис с удовольствием вспомнила, что стала первой из иерусалимских школьных директоров, согласившихся принять их детей.

Наконец она поднялась, собравшись идти дальше, но тут ее окликнули:

– Ирис? Это вы?

Она подняла глаза на красивого молодого человека с коротко подстриженными золотистыми волосами и щеками, покрытыми юношеским пушком. Его зеленые, чуть раскосые глаза показались ей очень знакомыми, но откуда, она так и не вспомнила, пока он не продолжил, озорно улыбаясь:

– Я-то думал, вы меня никогда не забудете. Меня каждый день отправляли к вам в кабинет!

– Саша! – рассмеялась она с облегчением. – Как ты вырос! Как приятно тебя видеть! Как дела? Ты ведь уже отслужил, правда? – быстро вычислила она.

– Да, я в отпуске после демобилизации. Не поверите – я служил в боевой части, – сообщил он с гордостью мальчишки-изгоя, который много лет был сущим наказанием для школы.

– Молодец! Я очень даже верю. А сейчас чем занимаешься?

– Меня приняли на медицинский факультет в Тель-Авиве, занятия с будущего года, так что я ищу здесь квартиру и работу.

Ирис восхищенно качала головой:

– Это просто замечательно, Саша, я так рада!

Он улыбнулся:

– Мама до сих пор говорит, что все это благодаря вам, Ирис. Помните, как вы сражались, чтобы меня оставили? Ведь меня хотели перевести в коррекционную школу! Мама рассказывала, родители угрожали забрать своих детей, если вы меня не выгоните, но вы не сдались.

– Точно, – с радостью вспомнила она. – Я была тогда директором только первый год, и давили на меня страшно. Ты у меня из кабинета, считай, и не выходил. Какая радость, Саша, какие чудесные новости! Твоя мама должна быть счастлива.

– Да, мама на седьмом небе, – рассмеялся он. – А как вы, Ирис? Как дела в школе? И что вы делаете в Тель-Авиве?

– Вот приехала погостить к дочери, вернее, прибрать в ее квартире.

К ее удивлению, в его глазах вспыхнул живой интерес.

– Что вы говорите? Альма переехала в Тель-Авив?

– Не знала, что вы знакомы.

– Не то чтобы знакомы, но я несколько раз видел ее в городе.

– Здесь, в Тель-Авиве? – встревожилась Ирис.

Кто знает, что именно он уже видел!

Но он ответил:

– Нет, в Иерусалиме. Хорошо бы с ней созвониться. Какой у нее номер?

– Может быть, ты дашь мне свой, а я передам его ей? – поспешно предложила Ирис, опасаясь, что парень застанет Альму в совершенно неподходящий момент, во время какого-нибудь очередного безумного задания.

Он так рвется с ней поговорить и вполне может ей понравиться, – значит, нужно выбрать момент. Не так уж много шансов выпадает нам в этой жизни, кому, как не Ирис, это знать! Но до этого шанса Альме нужно успеть выздороветь.

В конце концов дочь осуществит мечту матери, подумала Ирис, смеясь над собственным волнением: иногда мечты передаются по наследству, как болезни. Он будет ее Эйтаном, а ты откажешься от своего. Они даже внешне чем-то похожи: светлые глаза, худое лицо. Ирис помнила, как поддерживала его мать, недавнюю репатриантку из России, как они вдвоем боролись за этого мальчика, безусловно одаренного, но совершенно неуправляемого. Он был самым трудным из всех ее учеников, самым буйным и в то же время самым изобретательным и упорным в своих выходках. Дня не проходило без жалоб на Сашу. Он срывал уроки, Ирис целыми днями держала его при себе, потому что никто другой с ним не справлялся. Она давала ему разные неожиданные поручения, индивидуальные уроки, выстроила для него специальную программу – главным образом из физкультуры и естественных наук. Она старалась открыть перед ним максимум возможностей, смотрела, что его больше интересовало, добилась ради него финансирования кружков и эмоционально-фокусированной терапии. И постепенно парень стал спокойнее, а с тех пор, как он перешел в школу промежуточной ступени, Ирис ничего не слышала о нем и даже решила, что они с матерью уехали из Иерусалима.

Но выяснить это у нее времени не было – Сашу сменили другие сложные ребята: об Ирис пошла слава, что она творит чудеса, и к ней потянулись бесчисленные родители трудных детей. Она успела перезабыть почти всех, но Сашу помнила прекрасно, как помнят всех первых в своей жизни, как она помнила Эйтана. И вот теперь он, этот проблемный ребенок, сын нищей репатриантки, принят на медицинский, а Альма, дочь самого директора, даже не пытается никуда поступить: для нее важнее спать с незнакомыми мужчинами и угождать тирану-психопату. И снова, едва войдя в квартиру дочери, Ирис ощутила бешенство. Переодевшись и собрав волосы в пучок, она исступленно принялась за уборку.

То тут, то там по мере оттирания пола ее взгляду открывались красивые узорчатые плитки, вставленные без всякого порядка между обычными серыми. Ирис переходила из комнаты в комнату, выбивая матрасы, подметая, вытирая пыль, чтобы и воспоминания не осталось от этого затхлого, нездорового духа. Протирала белоснежными губками стены и окна. Никогда она не убирала с таким усердием собственную квартиру, каждый угол, снова и снова собирая скапливающуюся пыль. В комнате дочери вещей было немного, словно Альма еще не успела туда окончательно переехать, но у Нонны было полно всякой всячины. Ирис вытирала пыль с мебели и проигрывателя, выбивала ковер и подушки.

Понятно, что у нее нет права трогать чужие вещи, но уже слишком поздно, уже невозможно остановиться. Дом будет чистым целиком и полностью, без всякого исключения! Она убирала комнату Нонны так, словно была ее матерью, и на мгновение задумалась о матери девушки: кто она и что она знает о жизни своей дочери? Может быть, удастся найти здесь какую-то подсказку, которая поможет ей связаться с ее мамой, объединиться против общего врага? Вероятно, вся информация хранится в компьютере на столе, но включить его Ирис не решалась. Она бросила взгляд на немногочисленные книги, в основном почему-то детские: сказки братьев Гримм, «Винни-Пух», «Маленький принц», а рядом с ними – хорошо знакомая ей «Драма одаренного ребенка» Алис Миллер, к которой, как причина к следствию, притулился «Поиск» Ошо. Перелистывая последнюю книгу, Ирис, к своей радости, нашла на титульной странице имя владельца: «Мира Варшавски» – путеводную ниточку,