Охотники за головами - Алекс Орлов

ехали дальше.

Вскоре появился микроавтобус с прессой. Едва он остановился на обочине, как из него, словно тараканы из помойного ведра, начали выскакивать люди с видеокамерами, фотоаппаратами и микрофонами.

Мастерски уворачиваясь от дубинок Калахера и Уилкинса, представители прессы рванули в подъезд. Однако это был отвлекающий маневр, и двое самых шустрых репортеров прилипли к окошку фургона.

— Мистер Гуров, за что вас арестовали на этот раз? Или вы не мистер Гуров?

— Нет, — покачал головой Джим.

— А кто же вы?

Форш вспомнил одну из фамилий, которую как-то раз слышал в новостях:

— Я Фортунато Маргадон…

— Фортунато Маргадон! Знаменитый анархист-революционер! — одновременно завопили репортеры.

— На чем вас взяли, мистер Фортунато?

— Я пытался получить контрольный пакет акций «Пацифик Ойл».

— А кто вам должен был его передать?

— Вице-президент компании.

— Ох! — От перевозбуждения репортеры засучили ногами. Раскаленный материал прямо-таки лился им в руки. — Вы вынудили его отдать акции шантажом?

— Нет, этот человек давно сочувствует нашей борьбе, — Джим разозлился и врал самозабвенно, заранее готовя полицейским западню.

Послышались крики, шум, и из подъезда стали выбегать журналисты. У некоторых в руках были поломанные видеокамеры, другие зажимали разбитые носы.

Последними с разгоряченными и счастливыми лицами выскочили Калахер и Уилкинс.

Увидев возле фургона еще двух небитых журналистов, полицейские, как пара доберманов, рванулись вперед.

Удар, и один репортер упал возле фургона. Другой удар пришелся в стенку фургона, поскольку второй репортер сумел увернуться. Он бросился наутек, и полицейские погнали его вдоль улицы.

Тем временем его коллега пришел в себя и на локтях кое-как стал отползать от колес фургона. По лицу бедняги текла кровь, но никто из зевак и не думал ему помогать, люди лишь внимательно следили за его действиями.

Репортер достал из кармана телефонную трубку и, набрав нужный номер, стал передавать сообщение:

— Лола, это я, Филипп! Подожди, не перебивай, немедленно в номер! Не перебивай, я тебе говорю… Слушай: сегодня в четырнадцать пятнадцать на улице адмирала Вольштейна в доме двадцать один был арестован Абрам Гуров, который оказался знаменитым террористом Фортунато Маргадоном. Оказалось, что это одно и то же лицо… Не перебивай, а слушай дальше! Его взяли в момент передачи ему контрольного пакета акций «Пацифик Ойл». Акции пожертвовал вице-президент компании… Нет, как его зовут, я не знаю, — репортер приложил к рассеченной голове носовой платок и продолжил передачу.

Заинтригованные зеваки подошли к нему ближе и старались не пропустить ни одного слова.

— Пиши дальше. Целью этой акции являлись обрушение рынка ценных бумаг всей нефтяной отрасли и организация беспорядков. В итоге должна была на-чать-ся всемирная революция… Все, Лола. Записала? Молодец. Теперь немедленно в номер — на первую страницу! Как не Лола? А кто же? А чего же ты молчишь, корова старая! А я тут перед ней распинаюсь!

Репортер так выругался, что некоторые из зевак переглянулись и одобрительно закивали головами.

Между тем на улице адмирала Вольштейна движение практически встало. Машины сигналили, водители оскорбляли друг друга, но это дела не ускоряло, и пробка становилась все плотнее.

Вызванные дополнительные силы полиции были вынуждены добираться на своих двоих. Они прибегали потные и злые, поэтому увеличившейся толпе сразу досталось дубинками.

Вскоре вернулись Калахер и Уилкинс. Последний, словно голову убитого врага, держал изорванную репортерскую сумку.

Увидев прибывших коллег, он отсалютовал им дубинками, а Калахер распахнул дверцу фургона и заглянул внутрь. По его нагловатой улыбочке Джим понял, что полицейский собирается сказать очередную гнусность. Форш решил его опередить:

— Вас тут начальство искало. Обещали забить вам в задницы ваши дубинки.

— За что? — опешил Калахер. Улыбка тут же исчезла с его лица.

— За то, что вы оставили без охраны опаснейшего преступника.

— Ну так и что?

— А у меня в кармане мог оказаться графитовый шнур.

— Иди ты, — не поверил Калахер.

— Короче, иди покажись начальству, а то потом сам знаешь что…

— Ага, — кивнул Калахер, — мы быстро, а ты подожди тут.

— Ладно, подожду, — согласился Джим с таким видом, будто делал полицейским одолжение.

Они побежали в подъезд, а Джим уставился на газон, где сидел передававший информацию репортер. Он снова наговаривал свой горячий материал, и его рассказ обрастал все новыми подробностями.

Спустя десять минут появились санитары, а следом за ними вышла бригада экспертов. Под возгласы оживившейся толпы санитары забросили тело в машину и стали выбираться на проезжую часть. Полицейские уже навели на улице порядок, и машины, хотя и медленно, все же двигались в обоих направлениях.

Эксперты набились в патрульную машину, а старые знакомые Джима — воняющий табаком капитан и лейтенант забрались в фургон. Калахер с Уилкинсом заняли места в кабине — и фургон тронулся с места.

— Я капитан Эспозито, — подвигаясь ближе к клетке, представился начальник. Он тут же вставил в рот новую сигарету и одной затяжкой спалил ее почти наполовину. — В криминальной полиции я служу больше двадцати лет, поэтому давай рассказывай все без утайки. Сейчас ты можешь говорить даже то, что не хотел бы заносить в протокол… Пусть у нас будет, так сказать, частная беседа.

Капитан затянулся еще раз и стряхнул со штанов упавший пепел. Оставшийся окурок сигареты переместился в угол рта, и это, видимо, говорило о том, что капитан Эспозито приготовился слушать.

— В чем меня обвиняют? — спросил Джим.

— Убийство, понятное дело, — ухмыльнулся капитан, и они с лейтенантом переглянулись.

Фургон резко затормозил на светофоре, и выпавший из окурка огонек упал на брюки капитана. Появилась дырка.

— Ах ты уродливая морда! — завопил Эспозито и принялся колотить в зарешеченное окошко кабины. — Ты что, харя суконная, водить не умеешь?!

Калахер испуганно обернулся, но в этот момент включился зеленый свет и позади послышались нетерпеливые сигналы.

Фургон поехал дальше, а капитан вернулся на прежнее место. Он достал новую сигарету, прикурил ее, но мощной затяжки, которой ожидал Джим, не последовало.

— Ну что, глазки будешь пучить или, может, поговорим? — снова предложил Эспозито. Джим погремел цепями и сказал:

— Этот труп лежал в ванной уже дня два или больше, а взяли вы меня сегодня. Неувязочка у вас.