Slash. Демоны рок-н-ролла в моей голове - Сол Слэш Хадсон

Со змеями произошла забавная история. Поначалу Арлетт их боялась, но потом, без всякой поддержки с моей стороны, превратилась в настоящую фанатку. В конце концов, я подарил ей детеныша бирманского питона, который вырос до четырех с половиной метров в длину. Они стали большими друзьями. Она брала его с собой купаться, принимала с ним ванну и разговаривала, как с собакой. Арлетт была убеждена, что змея как человек и понимает все, что она говорит, и, должен сказать, питон вел себя соответственно.

Арлетт очень беспокоило мое благополучие, и она указала мне на очевидный факт: из жизнерадостного алкоголика я превратился в злого монстра-наркомана, не имеющего ничего общего с тем Слэшем, которого она знала. Я знал, что Арлетт права. Я знал, что не выгляжу здоровым и не чувствую себя здоровым. Я прожил с ней три или четыре месяца, но мало что изменил в жизни.

Зато я занялся перестройкой своего дома. Дом превратился в цыганский опиумный притон, как я и хотел: рабочие заново отделали всю лепнину и дерево и покрасили все комнаты в темные цвета. Кухня была темно-зеленой, как лес, а моя любимая ванная комната для наркотиков – полностью черной. Другую комнату выкрасили в темно-синий, а гостиную – в темно-фиолетовый. А в одной комнате чувствовалась сепия, как в старом вестерне. Еще я купил себе свою первую машину в комплект к дому – это была «Хонда Си-Ар-Икс», и, как и все мои прежние машины, она была черной внутри и снаружи.

В то время я был совершенно неуправляем. Помню, как пришел на встречу с подрядчиком, чтобы поговорить о ремонте ванной комнаты, и подумал, что если мы снюхаем несколько дорожек, это растопит лед в отношениях.

Мы стояли в ванной, и он рассказывал мне о том, что нужно сделать.

– Да, да, круто, чувак, – сказал я. Я закрыл крышку унитаза и разложил четыре толстые дорожки. – Хочешь одну?

Он казался довольно встревоженным.

– Нет, нет, спасибо. Я на работе, – ответил он.

– Ладно, круто, – сказал я. – Тогда я и твою снюхаю.

– Дело не только в этом. Сейчас восемь утра, – добавил он, виновато извиняясь.

В тот момент я представлял собой какое-то кошмарное клише из всего, что этот парень когда-либо слышал о рок-звездах, причем в одном лице. И более того, его наняли для того, чтобы превратить мою дополнительную ванную комнату и ее огромное угловое джакузи в гигантский змеиный террариум, занимающий четверть комнаты. Он решил построить стеклянные стены от пола до окна в крыше над ванной, которую нужно было приподнять, а еще добавить несколько лестниц из органического стекла, чтобы на животных можно было смотреть из любой точки. Мне не терпелось заполнить этот террариум деревьями и всяким барахлом, которое любят змеи. В Уолнат-хаусе у меня было около девяноста змей и разных рептилий: ящериц, кайманов и прочих.

Когда все было готово и я наконец въехал в Уолнат-хаус, то решил это отметить, по-настоящему обдолбавшись. В моем кабинете стоял большой круглый восточный деревянный стол с замысловатой резьбой и стеклянной столешницей. Стол этот превратится в центральный элемент всех вечеринок с наркотиками на следующие несколько лет. В первый вечер мы с Иззи уселись там на темно-красном бархатном диване с одной включенной лампочкой. Стоит ли говорить, что я еще не скоро перестану принимать.

Вскоре после переезда в дом я снова увиделся со своей бывшей подружкой Салли. Кровать у меня стояла на втором ярусе второго этажа в довольно темной комнате, если не считать света от лампочки у изголовья. У края кровати располагались коробки с журналами, а внутри у них находилось дистанционное управление телевизором, который выезжал из шкафа у изножья. Прикроватная лампа была антикварная, с абажуром из стекла лососевого цвета, и давала мягкий свет. Мне она очень нравилась. В общем, я очень хорошо помню ту ночь. Я лег спать пораньше и внезапно проснулся от странного предчувствия. Я включил лампу, чтобы сориентироваться, и увидел ее. Салли стояла у края кровати – виден был только силуэт на потолке и на стене, и сначала я не понял, кто это. Было очень стремно. В тот период жизни у меня было оружие, но его тогда под рукой не оказалось, чему я несказанно рад. Будь оно рядом, я точно бы выстрелил, потому что Салли меня ужасно напугала.

Попасть внутрь было нелегко: ей пришлось перепрыгнуть через забор, спуститься по крутой лестнице, и ей посчастливилось найти мой запасной ключ под ковриком у двери – который я, разумеется, потом навсегда оттуда убрал. Салли была не в лучшем настроении, поэтому я позволил ей переночевать у меня, а утром отвез ее в Лорел-Каньон и высадил на углу Сансета. Это был не последний раз, когда я ее видел, зато последний раз, когда она вот так вошла ко мне в дом. Из того, что я слышал, она околачивалась в Лос-Анджелесе и нарвалась на неприятности. В последний раз я видел ее в Нью-Йорке, где она тусовалась с Майклом Алигом и печально известной публикой клуба «Лаймлайт». После я слышал, что она вернулась в Англию и стала гораздо счастливее.

Непросто жить на грани, если ты не музыкант и у тебя нет цели там находиться. Большинству людей с таким не справиться, и они становятся эпизодическими персонажами на пустой сцене. Большинство девушек, которые встречались с нами тогда, были невинными созданиями, чья жизнь навсегда изменилась после того, как один из нас в ней появился, как бы долго это ни продолжалось. Мы тогда были как вакуум, который засасывает людей, а потом их выплевывает. Таким образом многие люди оказались на обочине жизни. Кто-то из них умер, но не из-за нас, а из-за волнового эффекта – они подлетели слишком близко к пламени. Людей влекла наша дурацкая странная жизнь, о которой у них было неверное представление, и их накрывала смертельная волна.

Стивен и Дафф купили себе дома рядом с моим новым домом, сразу за Малхолланд-Драйв, в Лорел-Каньоне со стороны долины. Они жили на противоположных концах одной улицы. Как я уже упоминал, Стивен по-своему строил семейную жизнь с какой-то девушкой, а Дафф и его будущая жена Мэнди вместе устраивались в новом доме. Дафф всегда замечательно вел домашнее хозяйство. Он никогда не впадал в крайности, как я. Я жил меньше чем в трех километрах от ребят, но виделись мы редко. Если бы они продавали наркотики, то я заходил бы к ним почаще.

Я понял, что мне нужно взять себя в руки, чтобы снова начать репетировать. Дафф не хотел писать со мной музыку, когда я был под кайфом, и мне не в чем его винить. Когда в Лос-Анджелесе наступила небольшая наркотическая засуха и это превратилось в проблему, моя подсознательная потребность играть вытеснила тягу к наркотикам. Я заперся у себя дома и с помощью доктора «Столичной» и ее помощников боролся с ломкой.

Как только я вышел из игры, мы с Даффом снова подружились и запланировали репетиции. В тот момент мы играли без какого-либо подтверждения от Акселя. Единственные сообщения, которые я от него получал, приходили официально через менеджеров и Дуга Голдстейна, регулярно общавшегося с Акселем.

Не имело значения, что мы собираемся не в полном составе. Мы со Стивеном и Даффом стали играть в «Мейтс», куда часто ходили. Иззи был не готов к нам присоединиться: он слишком много времени проводил у Билла и шел по пути столь же темному, как мой. Он часто приходил на репетиции, но в основном мы на него не рассчитывали. По крайней мере, мы пытались быть продуктивными. Понятия не имею, чем в это время занимался Аксель, потому что мы тогда не общались – вероятно, по той причине, что некоторые из нас оказались химически неконтролируемы.