Ночной ангел. Книга 3. По ту сторону тени - Брент Уикс

— Вы услышали достаточно, сержант Гэмбл. Хорошего понемножку, — заявил Резаный Врабль, появляясь из тени дверного пролета. Отработанным жестом он быстро засунул руку в пространство между богатым плащом сержанта и его спиной, приставив острие кинжала, проткнувшее кожаный жилет, к позвоночнику. — Для вас здесь больше нет ничего интересного.

— Что ты делаешь в тронном зале, мерзавец?!

— Я не собираюсь воровать и убивать. А остальные подробности тебе знать не положено, сержант.

— Я начальник стражи Гэмбл!

— Если еще раз шевельнешь рукой, станешь покойным начальником стражи.

— Понятно…

— Если надумаешь поднять тревогу, посмотри сначала внимательно в зал и скажи, что там видишь.

Начальник стражи последовал совету Врабля и посмотрел в зал, где в этот момент находились восемь королевских телохранителей. Шестеро из них беседовали с молодым дворянином, которого Гэмбл не знал, а двое других стояли возле королевы и ни с кем не разговаривали, как им и полагалось во время исполнения своих обязанностей. Зато три дворянина, которые находились рядом, зорко следили за происходящим, чем и привлекли внимание начальника стражи Гэмбла. Ему и в голову не приходило, что у Са'каге такое количество наемных убийц. Гэмбл громко выругался.

— Значит, на случай, если кто-то поднимет тревогу, у тебя есть особые распоряжения?

— Если будешь вести себя разумно и окажешь содействие, то и ты, и твои люди останутся в живых, и впоследствии никто тебя не станет ни в чем обвинять. Даже сохранишь должность.

— С какой стати я должен тебе верить? — возмутился Гэмбл.

— Потому что мне незачем врать. Со мной здесь две дюжины приятелей, а у тебя к спине приставлен кинжал.

— Две дюжины? — Начальник стражи Гэмбл некоторое время обдумывал слова Врабля. — Раз так, почему бы нам с тобой не выпить? На кухне у меня припрятана заветная бутылочка.

Гости замерли, не успев донести до рта десерт, а слуги застыли на месте с бокалами, которые собирали по всему залу. Казалось, на какое-то время все даже перестали дышать.

Находясь в городе, славящимся роковыми тайнами, Куогли Марс заявил, что знает самую главную из них. Какова же будет сама песня при таком многообещающем предисловии?

На губах Куогли играла самодовольная усмешка. Он царил над установившейся в зале тишиной, как и положено настоящему маэстро. Куогли чувствовал молчание так же тонко, как и музыку, отсчитывая беззвучные такты, и за мгновение до того, как охватившее зал оцепенение перерастет в бурю, поднял вверх палец.

Из толпы запел одинокий женский голос, взял высокую ноту и держал ее невероятно долго, а потом, не переводя дыхания, перелился в жалобный напев, и наконец прозвучали слова, осуждающие одиночество. Все взоры устремились на пышногрудое сопрано в одеянии цвета слоновой кости. Певицу никто не узнал. Не прерывая пения, женщина прошла через толпу и присоединилась к Куогли. Бард по-прежнему стоял на возвышении. Мужской и женский голоса слились, переплетаясь мелодиями в божественную гармонию, несмотря на то что слова вступали в противоречие друг с другом. Любовники пели о своей любви, о любви запретной.

В углах зала заиграли музыкальные инструменты. Нежная виола вторила низкому звучанию виолончели и струнным переборам арфы. Несмотря на шум, магическая сила музыки совершила чудо, и каждый голос и инструмент были отчетливо слышны. Жалобные речитативы следовали один за другим, перемежаясь с музыкальными связками. Обычная речь превратилась бы в неразборчивое бормотание, но в музыкальном произведении каждая строчка звучала хрустально чисто. Преступная страсть сестры, смущение брата, смятение в юных умах, осуждение общества, тайны, родившиеся в спальнях высокопоставленного семейства. Дерзкая страстная женщина, не терпящая помех на своем пути.

Не называя имен, Куогли не пытался замаскировать действующие лица. Благородные господа, до которых дошел смысл песни, не верили ушам. Они искали глазами стражников, полагая, что кто-то должен положить конец этому божественно прекрасному безобразию. Однако на месте не оказалось ни одного стражника. Са'каге выбрали этот вечер, чтобы продемонстрировать свою силу. Выступление барда не было досадной случайностью, как и отсутствие стражи. Зал, где собрался цвет дворянства и куча любопытных, прибежавших посмотреть, что привело в оцепенение благородных господ, обычно охраняло не менее дюжины королевских гвардейцев. Песня Куогли была равнозначна государственной измене, но его никто и не думал останавливать. Прекрасная музыка и слова, вводящие в соблазн узнать страшную тайну, околдовали дворян. Куогли создал шедевр. Никому раньше не доводилось слышать такой музыки. Струны спорили друг с другом, запретная любовь сражалась сама с собой, а дивная мелодия утверждала, что это извращенное чувство все равно является истинной любовью. Даже когда юноша шел против своей совести, а женщина требовала от него любовных ласк.

Наконец они запели в унисон, объявляя перемирие и покоряясь силе запретной страсти, которая должна остаться тайной для всех. И в этот момент вступил еще один голос, юная певица-сопрано в скромном белом платье присоединилась к дуэту Куогли и меццо-сопрано, выводя такие высокие и чистые ноты, что при их звуке разрывалось сердце. Невинная девушка нечаянно узнала тайну, которая грозила падением королевской династии.

Брат ничего не знал, а старшая сестра, поняв, что младшая сестричка представляет собой угрозу всему, что у нее есть, чего она так страстно желала, призвав на помощь свой изощренный ум, замыслила страшный план.

Когда прозвучали первые аккорды, в зал, никем незамеченный, вошел юноша. Люк Грэзин не пытался остановить Куогли Марса, он стоял как зачарованный и только слушал.

Голос Натэссы Грэзин унесся в Дыру. Ее предали и убили самые близкие люди, родная кровь. Она издала скорбный вопль, и ее голос отозвался диссонансом и угас, утонув в забвении. Жизнь девушки принесли в жертву преступной страсти. Музыканты еще раз исполнили лейтмотивы роковых тайн и Сенарии.

— Не-е-е-ет! — закричал страшным голосом Люк Грэзин.

Потрясенные музыканты не доиграли мелодию, оборвав ее на последних нотах. Люк молнией вылетел из зала, и никто не последовал за ним.

Кайлар увидел графа Дрейка и стал пробираться через толпу придворных, окруживших королеву Грэзин, но на сей раз остаться незамеченным ему не удалось. Кто-то подошел сзади и взял его под руку. Кайлар оглянулся и встретился взглядом с Тэрой Грэзин. Бездонные зеленые глаза Тэры завораживали, особенно когда Кайлар стал по привычке всматриваться в то, что таится в глубине этих омутов.

Родись Тэра Грэзин в другое время и у других родителей, зло, которое она несет, не имело бы таких роковых последствий, так как ее главным грехом был всего лишь безумный эгоизм. Для Тэры все люди являются орудием, главное предназначение которого исполнять все ее желания. Она не раз предавала, но делала это походя, не задумываясь о морали. Если бы Тэра родилась в семье мельника, вред, который она причиняет, ограничился бы обманутыми любовниками и одураченными покупателями.