Имаго - Юрий Никитин

– Да они сумасшедшие, – предположил я.

– Еще какие, – воскликнул Бабурин. – Одиндоказывает, что террористы – дерьмо, их мочить надо без разбора, а второй с нимспорит, настаивает, что террористы – самое большое на свете дерьмо! А мочить ихнадо без суда и следствия.

– Ага, – сказал я, – ну тогда понятно…Спасибо, Анна Павловна, варенье чудо, жаль, сухарики эти проглоты уже тю-тю… Дане волнуйтесь, обойдусь!

Но Анна Павловна уже унеслась с веранды.

Бабурин спросил заинтересованно:

– А что ты скажешь, Бравлин? Террористы – простодерьмо, большое дерьмо или самое большое на свете дерьмо?

Я с удовольствием прихлебывал чай. Ощущение было такое,словно перед компом я сидел где-то в пустыне Сахаре.

– Наверное, я приму удар на себя, – сказал я ему, одновременноадресуя Лютовому и Майданову. – А ты увидишь чудо: демократы инационалисты встанут плечо к плечу супротив общего врага…

– Кого?

– Меня, ессно. Ибо не мир я принес этому старому миру…не мир. Сейчас горилла швыряется крылатыми ракетами, называя это «операциямивозмездия», «ответными ударами» и прочими хорошо продуманными сочетаниями изарсенала инфизма. Простому человеку, который не любит думать, но любит говоритькрасиво и убедительно, умело подброшен тезис, который человечек охотно заглотил.Мол, мы сидели, чай пили, никого не трогали, а террористы напали… да еще –подло, трусливо!.. и вот мы реагируем…

Майданов спросил сердито:

– А что, не так?

– Видишь, – сказал я Бабурину, – сколько…птиц с красивым зарубежным оперением это повторяет, даже не задумываясь, чтонапали как раз США! Это террористы наносят ответные удары, несравненно болееслабые, в ответ на мощное нападение США! Уж не говорю про понятные каждомуслесарю ракетно-бомбовые удары по Ираку, Югославии и другим странам. Я говорю отом нападении, которому подвергся весь мир со стороны США. Мощному нападению еепропагандистской машины, что уже дало ясно ощутимые плоды и в заметной простомучеловеку области: то есть США уже активно вмешивается во внутреннюю политикудругих стран, отбросив совсем недавно незыблемый принцип невмешательства!

Анна Павловна принесла сухарики, но вазочка наполнена уже итак до краев, даже с горкой. Пришлось принести еще широкую тарелку. Япоблагодарил кивком, но первым запустил лапу, ессно, Бабурин.

– Для человечка, – сказал я, – у которого неосталось ничего святого, просто непонятно, почему мусульмане так взбеленились,когда Салман Рушди всего лишь обосрал Коран, обгадил, облил пометом! Ведь у насуже нет того, из-за чего мы способны дать обидчику в морду. Разве что кошелекукрадут, но чтоб за плевок в морду?.. Ерунда, проще просто вытереться. Зауничтожение оскорбившей их сволочи мусульмане назначили награду в миллиондолларов. Это не миллиард за Усаму, чувствуете разницу между бедными ибогатыми? Англичане надежно спрятали ту сволочь, таким образом дав понять, чтоони тоже плюют на Коран и вытирают об него ноги.

Майданов сказал, морщась:

– Это не так. У вас странная интерпретация.

– Те люди, – закончил я, – которых называюттеррористами – это люди Сопротивления. Сопротивление будет расти и шириться помере усиления давления со стороны США. Это дворян можно истребить, но неказачество, ибо казаком может объявить себя любой вольный человек, из чеговозникла поговорка «Казацкому роду нет переводу». Не переведутся людиСопротивления! Сколько бы имперские войска ни наносили удары по отрядам этихпоистине святых людей, что сражаются и за нас, они будут. Мы – будем.

Лютовой сказал негромко:

– Звучит так, словно вы им радуетесь.

– Я излагаю версию, которая мне представляется болееверной, – заметил я.

– Мне она не нравится, – сказал Лютовой резко.

– Мне еще больше, – сказал и Майданов. – Этовсе равно не значит, что мы плечом к плечу… На этот раз, Бравлин, вашиблестящие прогнозы не оправдаются…

Лютовой взглянул на меня, потом на Майданова, спросил синтересом:

– А что, Бравлин был предсказателем?

– Не таким, как Нострадамус, – сказалМайданов, – но, доходят слухи, мир тесен, что Бравлин еще в своем вузепредсказывал события на ближайшие пять-десять лет, и большая часть из них ужесбылась. К сожалению, большая часть его пророчеств со знаком минус. Произошлипредсказанные им катастрофы мостов, взрывы террористами танкеров, этническиеконфликты в Косове, война в Африке, большой взрыв в лондонском метро… дажеименно в том месте, где он и указывал…

Я запротестовал:

– Брехня! Я совершенно не знаю лондонского метро. Япросто указал само метро, год и месяц. А точную станцию… откуда?

Лютовой усмехнулся, но глаза оставались настороженные.

– Не знал о вас такое. А вы, Андрей Палиевич, откудатакие сведения? Бравлин вообще молчит о своей работе, как осьминогом о стену.

– Мир тесен, – повторил Майданов гордо. –Нашлись общие знакомые… Бравлин, оказывается, был надеждой, гордостью и опорнымстолбом целого института. Но потом сказал руководству, что хватит, мол, и вас,столбов неотесанных, и покинул стены… красиво так это удалившись в неизвестномнаправлении. Куда вы ушли, Бравлин?

Я подумал, ответил медленно:

– На высокую-высокую гору, дабы свободно говорить сБогом… Или в глубокую-глубокую пещеру, чтобы отыскать его в раздумьях и задатьвопросы…

Бабурин загоготал, решив, что пора смеяться. Я взял чашку и,тихонько отодвинув стул, встал, ограждение сразу перестало закрывать тричетверти мира, а когда я подошел к перилам, весь необъятный ночной мирраспахнулся вдали и внизу.

За столом продолжался негромкий, уже степенный и в самомделе отдыхально-вечерний разговор обо всем и ни о чем, легкий такой трепобразованных людей, что с удовольствием демонстрируют свои знания, фехтуютэрудицией и расстаются донельзя довольные проведенным временем.

Я не вслушивался, во мне всплывали некие образы, слышалисьголоса, я даже не различал, какие из них доносятся со стороны вечернего стола,какие изнутри моего сознания. Там что-то варится, плавится, переплавляется,наконец голоса стали громче, настойчивее. Я тряхнул головой, сколько бы ниговорили, что гениальность граничит с безумием и временами эти два состояниявзаимопроникают, но мне как-то очень не хочется, чтобы мозг пускал безумие дажена порог. Не то что предпочтительнее быть здоровым идиотом, нет – в этом случаелучше уж гениальным безумцем, но я постараюсь удержаться на здоровойгениальности… Когда немалым усилием воли вернулся в этот мир, Майдановприхлебывал горячий чай мелкими осторожными глотками, а Лютовой говорил слегким брезгливым раздражением:

– Позвольте не согласиться, ибо первый шажок клегализации сделал тот, кто этих изуверов и маньяков красиво и культурно назвалсадомазохистами! Эсэмщики – это уже второй шаг. Третий – вот-вот примут закон,что они уравнены в правах с остальными, где люди привычной ранее ориентации ужеи так в жалком меньшинстве. И тогда на улицах увидим не только трахающихся воткрытую мужиков… твари, почему они так стремятся это проделывать прилюдно?