Река надежды - Соня Мармен

– Почему вы так говорите? Бабушка, мы победим! Победим и выгоним англичан из нашей страны!

– Не знаю, мой хороший, не знаю… Мне придется открыть тебе один секрет: у твоей матери снова было видение. Наши долины опустели, и никто там больше не живет. От домов остались руины. Но мир широк, мой Аласдар! Нужно сделать все ради спасения нашего наследия. Оно не должно исчезнуть. Если мы спасем его, это и будет наша настоящая победа над этими sassannachs! Они не могут отнять у тебя твою душу и память! Обещай мне, Аласдар…

– Я… я обещаю.

Слеза покатилась по щеке, намочила губы. Она едва ощутимо отдавала горечью. Разве мог он тогда понять, что имела в виду умирающая? Ему тогда было всего тринадцать. Его мать, Марион, предвидела бегство хайлендеров с родных земель, последовавшее за финальной битвой при Каллодене, в которой они намеревались отвоевать себе независимость. Бабушка Кейтлин опасалась, что пророчество осуществится, и попыталась его предостеречь. Он ничего не понял… Речь шла не о том, чтобы отразить нападки врага и тем самым спасти свой народ. Кейтлин имела в виду куда более тонкие материи – она говорила о войне на уровне сознания, о сохранении своей души. «Дух – вот единственная свобода человека. Нет такого закона, такой угрозы, таких цепей, которые возымели бы над ним власть…» «Но ты уже носишь в душе наследие своих предков, и тебе предстоит сохранить его и передать, дабы наши традиции сохранились в веках…» Ну почему смысл этих слов и обещание, которое он дал бабке, открылся ему только сейчас, когда он уже откликается на индейское имя и находится в лодке с тремя индейцами на просторах чужой страны? Наверное, потому что нужно было пережить все, что им пережито, дабы понять главное.

Однако, чтобы сдержать данное им слово, ему нужно перестать убегать, вернуться к своим корням, понять, кто он на самом деле. «Знаешь ли ты себя?» – однажды спросил у него Колл. Александер Колин Макдональд… Это так, а еще? Кто он, этот Александер Макдональд? «Это я!» – мог бы он ответить. Это уверенное «Это я!» сейчас, в эту минуту, служило опорой тому, «кем я был», и тому, «кем я буду». Но и этого недостаточно…

Жизнь – понятие вневременное, вселяющее ужас. «Я был, я есть, я буду». Триада стадий жизни, которые проходит любое живое существо. И они переплетаются, образуют единое целое, которое меняется с ходом времени. Кельты еще на заре времен поняли, что отдельная личность является звеном в цепочке, которую представляет собой народ, и время придает этой цепочке форму, безжалостно испытывая ее на прочность. Он, Александер Макдональд, – хрупкая частичка народа, имя которому – хайлендеры. И если произойдет разрыв, то это может привести к потере всей цепочки, чего допускать нельзя. Как же долго он жил под впечатлением, что пришел из ниоткуда, что идет неизвестно куда и не несет на себе оттиска чьей-либо истории! Но то было ложное чувство, теперь он знал это наверняка.

Он сбежал и затерялся в свободе такой бескрайней, что утратил ощущение границ своей личности, и внезапно это ощущение перестало быть для него комфортным. Этой ночью, плывя по реке вместе с индейцами, он вдруг захотел возвратить свое настоящее имя, вернуться к своим истокам, стать отцом. Ребенок – это продолжение родителей, возможность продлить свою жизнь, в некотором роде обеспечить себе бессмертие. «Неужели пришло время, когда я стал бояться смерти?»

Александер понял, что хочет ребенка. Желание накрыло его неожиданно. Но что он знает об отношениях между отцом и детьми? Может, он просто хочет наверстать то, чего так долго был лишен? Что он может предложить крошечному существу, которое окружающий мир сразу же начнет формировать на свой лад? Что ждет он от этой частички себя? От частички, которую хочет породить? Передать ему факел борьбы, свое имя, как в свое время сделал его собственный отец? Да, конечно, но не только это. Ему хотелось, чтобы вместе с его потомком сохранилась непрерывность развития его народа и… души, которая и делала нацию тем, чем она являлась…

Пребывая под впечатлением этого открытия, Александер смотрел на воду и плакал. «Is mise Alasdair Cailean MacDhòmhnuill»[107]. Поочередно поставив глагол в форму прошедшего, настоящего и будущего времен – «я был», «я есть», «я буду», – он ясно представил себе, что «я есть» – это он сам, Макдональд из клана Иаина Абраха. «Я был» – сын Дункана Колла, внук Лиама Дункана, сына Дункана Ога, сына Кайлина Мора, сына Дунншада Мора и так далее до самой зари времен. «Я буду» предполагало, что у него тоже будет сын. Получалось, что он олицетворяет собой форму настоящего времени в вечности, является носителем крови своего народа и только от него зависит, сдержит ли он данное когда-то бабушке Кейтлин Макдональд обещание…

Он посмотрел на небо, на Млечный Путь, и ему почему-то вспомнился дедушка Лиам. Простил ли он своему внуку проступок, повлекший за собой его смерть? «Глупость, ужаснейшая глупость! – подумал Александер, скрипя зубами. – Но ведь мне тогда было всего одиннадцать лет!» Что ж, даже если всю жизнь терзаться чувством вины, это ничего не изменит. Пришла пора заключить мир с самим собой и близкими людьми…

С тех пор как Тсорихиа заснула, Ноньяша не обмолвился и словом. Он наблюдал за спутником сестры. Едва увидев его яркие голубые глаза, он догадался, что это не тсоннонтуан. Бледнолицый говорил по-французски с довольно сильным акцентом и очень плохо знал язык ирокезов. Англичанин? Ему хотелось о многом спросить чужака, которого Тсорихиа называла Белым Волком. Но с этим можно и подождать…

Ноньяша вспомнил разговоры французов из Каокии, с которыми путешествовал в качестве проводника, о золоте, предназначенном для Понтиака и его сторонников и украденном одним канадским торговцем. Но разговор Белого Волка с воином-ирокезом, который он прекрасно слышал, породил в нем уверенность, что тот, кто сел к нему в лодку, был хорошо знаком с этим торговцем и знает о существовании золота. Стоит ли ему делиться своими догадками с французами? Нет, лучше подождать. Белый Волк под его защитой, поскольку его сестре Тсорихиа он дорог. А если и рассказать, то своему другу, Матиасу Маконсу…

* * *

Путешествие по реке растянулось на несколько дней. Они переплыли через озеро Онтарио, в ночной темноте преодолели Ниагарский волок и достигли наконец озера Эри. Теперь их путь лежал к речке Детройт. Торговцы-французы опережали их на два дня, но их каноэ везли тяжелый груз, в то время как трое индейцев и бледнолицый путешествовали налегке.

Ноньяша условился со своими нанимателями, что догонит их по пути, а если этого не произойдет, то они встретятся уже в форте Детройт. Вновь обретенную сестру молодой виандот рассчитывал оставить в деревушке Пуант-о-Монреаль, располагавшейся неподалеку от форта. После уничтожения поселка Буа-Блан миссия иезуитов перебралась туда. Убедившись, что Тсорихиа в надежных руках, Ноньяша намеревался продолжить путь к Микиллимакинаку вместе с французами.

Оставался один день пути. С наступлением темноты лодку вытащили на берег в месте, которое местные жители называли Сосновым мысом. Тсорихиа бросила последнюю охапку сухих веток на кучу, заготовленную для костра, и направилась к сверкающему меж деревьев озеру. Александер следил за ее тонкой фигуркой, пока та не скрылась из виду, потом занялся разведением костра. От аромата расплавленной сосновой смолы защекотало в носу. Матиас Маконс и Ноньяша тем временем латали пробоины в каноэ.