Наследие последнего тамплиера. Кольцо - Хорхе Молист

— Что?

— Отец неоднократно привозил нас на этот остров, очарованный красотой местного морского дна. Он хорошо знал остров. Занимался подводным плаванием с дыхательной трубкой и в водолазном снаряжении. Слишком много совпадений.

— И какое значение это имеет теперь?

Солнце освещало крест на стене, и в этом свете его можно было разглядеть без фонаря. Я улыбнулась Ориолю:

— Мы будем жить! Понимаешь?

Страшно хотелось пить, а это означало, что нам следует выйти из этого ирреального места, из этого грота чудес, прежде чем мы потеряем силы. На море, судя по колебаниям уровня воды внутри, продолжалось волнение. Ориоль хотел выйти первым без специального снаряжения, но я убедила его подождать полчаса после того, как выйду я. Артур доверял мне больше и принял бы известие с меньшим раздражением, если бы принесла его я. Я надеялась, что боль от моего удара у него прошла и что он не слишком злопамятен.

Выйти мне удалось легко. Мы спустились вместе, неся с собой жилет со спущенным воздухом до уровня подводного туннеля, дыша по очереди из одного баллона. Когда я уже находилась практически снаружи, Ориоль передал мне жилет. Я оставила ему фонарь. С этого момента я ориентировалась по свету, который шел извне.

Дышалось хорошо, и я, выплыв в море, начала бороться с волнами. Я слышала, как они разбиваются о берег. Удалившись на достаточное расстояние, я надула жилет и поднялась на поверхность. Начала дышать наружным воздухом через трубку и ориентироваться. В нескольких метрах от меня находились судна. И я поплыла к ним, думая о том, как меня примет Артур.

Принял он меня плохо, очень плохо, хотя вел себя вежливо и держался элегантно. Вот с Луисом обращались крайне скверно. Мой спаситель в полной мере испытал на себе ярость этих людей. Мертвенно-бледный, он по крайней мере остался жив. Луис счастливо улыбнулся, увидев меня, и еще счастливее, когда понял спасительный характер принесенного мною известия.

Догадка Ориоля подтвердилась. Артур скрыл разочарование, хотя поверил мне. Он согласился послать надувную лодку, пришвартованную к одному из суден, с двумя людьми и водолазным снаряжением. Ориоль оставил записку своего отца там, где нашел ее, и его подобрали без проблем.

Нас насильно превратили в гостей Артура, и это продолжалось до тех, пока его люди не вернулись из пещеры, обыскав ее до последнего камушка, то есть до середины утра следующего дня.

Время мы провели не без пользы. Теперь Ориоль согласился пойти на переговоры. Он признал, что между семействами Буа и Бонаплата существует неоплатный долг, однако убеждал всех оставить этот долг мертвым. Им предстоит держать ответ перед Богом. А кто мог заплатить по долгам, так это живые, и он, Ориоль Бонаплата, подтверждает, что его отец украл две боковые створки триптиха. Он выразил готовность купить их. Цена же должна включать сумму долга его кузена антиквару. Средняя доска триптиха всегда была собственностью Энрика, а теперь моей, и по этому поводу Ориоль не собирался вступать в дебаты. Я не заметила, что обсуждаемая цифра весьма высокая. Тем самым предполагалось, что Артур откажется от мести. Эти трудные переговоры продолжались до следующего утра. На меня произвело большое впечатление, что, обсуждая окончательный текст договора, Ориоль не придавал материальной стороне дела особого значения. Поразила меня и его доброта к кузену.

На обратном пути я не знала, как держаться с Ориолем. Мы оба вели себя так, словно в гроте ничего не произошло. У меня даже возникло сомнение, случилось ли все это на самом деле или приснилось мне. Только боль в спине и синяки от камней свидетельствовали о том, что все это было в самом деле.

Словно невзначай я сказала, что, вернувшись в Барселону, начну упаковывать свои чемоданы, поскольку мне пора в Нью-Йорк. Я наблюдала за реакцией Ориоля. Он молчал и был не слишком внимателен, будто его занимали какие-то другие, более важные дела. Я ожидала, что он по меньшей мере любезно пригласит меня погостить у них еще несколько дней. Не сделав этого, Ориоль задел мое самолюбие. И я пришла к выводу, что происшедшее с нами не произвело на него впечатления. Более того, вероятно, ему хотелось забыть этот эпизод.

Ориоль не хотел слушать извинений Луиса: Сказал ему, что между ними мир, и обнял его.

На следующий день я поняла, что все кончилось. Ориоль исчез в предыдущий вечер, не пожелав мне доброй ночи. Возможно, он опасался, что я последую за ним в его спальню. Я спустилась пораньше к завтраку, надеясь увидеть Ориоля, но Алиса сказала, что он уже позавтракал и ушел. Какая жалость! Мне пришлось вступить с ней в разговор и отвечать на многочисленные вопросы, которые остались без ответов во время вчерашнего ужина. Эта женщина была крайне любознательна. Я, разумеется, утаила от нее то, что произошло между нами в пещере. Но Алиса, которую считали ведьмой, кажется, обо всем догадалась. Возможно, этому способствовал унылый тон моего рассказа. В какой-то момент у меня навернулись на глаза слезы, и я ушла к себе, сославшись на головную боль. Но обмануть Алису не удалось. Неужели я так мало значила для Ориоля, что он даже не явился проводить меня?

Я поняла, что пора собирать чемоданы. Я открыла шкаф, почти желая, чтобы они исчезли, но чемоданы были там. Увидев их, я всхлипнула и повалилась на кровать. Это был конец. Авантюра с сокровищем завершилась. Любовь умерла в подводной пещере, и только синяки не позволяли мне думать, что это был сон. И тут я заметила, что кто-то, наверное ночью, оставил на моей тумбочке две старые виниловые пластинки. На одной был «Путь на Итаку», а на другой песня Жака Бреля. Я задрожала. О Боже! Эти пластинки слушал Энрик перед смертью! Кто их там оставил? Ориоль, Алиса?

Наверное, Ориоль. Это было послание мне. Урок путешествия, опыт поиска. Именно об этом шла речь. Я не усвоила урока. Главной целью было движение, а жизнь — целью конечной. Мне с большим трудом удалось принять это.

Когда я поселилась в этой комнате, меня удивило то, что, кроме современного музыкального центра, в ней стоял еще и старый проигрыватель для виниловых пластинок. Он был автоматический, и я поставила обе пластинки. Проигрыватель работал превосходно, и я легла на кровать, чтобы послушать. Очень хотелось найти смысл в той авантюре, значение, которого я никак не могла уловить. Я прижала к себе конверты от пластинок и, вытянувшись на кровати, закрыла глаза. Фоном для музыки служили звуки ветра и моря. Передо мной возник мысленный образ обширных зарослей посидонии на белом песке Табарки, а среди них стайки рыбок, чьи бока, освещенные солнцем, отливали золотом и серебром. Море, спокойное и приятное поначалу, стало бурным в последние дни. Я вновь проникла в пещеру и опять встретилась с Ориолем, который лежал на полу. И все началось снова. Об этом шла речь? Нет? О том, чтобы ловить момент? И вспоминать его потом. Всегда, постоянно, всю жизнь. Как первую любовь. Шторм, соль, первый поцелуй.

Но советовался ли с кем-нибудь Константин Кавафис, поэт и мудрец, относительно практики carре diem, которая приносит потом сердечную боль? Думаю, всхлипывать я перестала, только заснув.