Башня шутов - Анджей Сапковский
Шрифт:
Интервал:
– Вы прямо-таки читаете мои мысли, – столь жеравнодушно бросил Гейнче. – И срываете слова прямо у меня с языка. То жесамое на первый взгляд относится и к невыясненным убийствам. Казалось бы, нетни мотива, ни врага, на которого сразу падает подозрение. Там соседскиенеурядицы, тут супружеские измены, здесь кровная месть, вроде бы виновныесовсем рядом, рукой подать, все ясно. А присмотришься повнимательней… и ничегоне ясно. Именно это в подобных убийствах и необычно.
– Только это?
– Не только. Удивляет поразительная, прямо-такиневероятная искушенность преступника… либо преступников. Во всех случаяхнападения совершались неожиданно, просто как гром среди ясного неба. Буквальнос ясного. Потому что все убийства приходятся на полдень. Почти точно наполдень.
– Интересно…
– Именно это я имел в виду.
– Интересно, – повторил Стенолаз, – нечтодругое. То, что вы не распознаете слов псалма. Вам ни о чем не говорит sagittavolans in die.[241] Стрела, поражающая словно молния, падающеес ясного неба острие, несущее смерть? Вам ничего не напоминает демон,уничтожающий в полдень?[242] Удивляюсь.
– Стало быть, демон. – Инквизитор поднес сведенныеладони ко рту, но не сумел полностью заслонить саркастическую улыбку. –Демон рыскает по Силезии и совершает преступления. Демон и демоническая стрела,sagitta volans in die. Ну, ну. Невероятно.
– Haeresis est maxima, opera daemonum поп credere,[243] – немедленно парировал Стенолаз. – Неужели я, простойсмертный, должен напоминать об этом папскому инквизитору?
– Не должен. – Взгляд инквизитора стал жестким, вголосе прозвучала опасная нотка. – Никак не должен, господин фонГрелленорт. Не напоминайте мне, пожалуйста, больше ни о чем. Лучшесосредоточьтесь на ответах на мои вопросы.
Полный страдания вопль из подземелья достаточномногозначительно сопроводил сказанное. Но Стенолаз даже не вздрогнул.
– Я не в состоянии, – проговорил он, – помочьвашему преподобию. И хоть, как я уже сказал, слухи об убийствах дошли до меня,имена упомянутых вами жертв мне ни о чем не говорят. Я никогда не слышал об этихлюдях, сообщения об их судьбах для меня новость. Мне кажется, нецелесообразнорасспрашивать о них его милость епископа. Он ответит то же самое, что и я. Идобавит вопрос, задать который я не осмеливаюсь.
– А вы осмельтесь. Вам это ничем не грозит.
– Епископ спросил бы: чем упомянутые фон Беляу,Пфефферкорн, тот, не упомнил, Чамбор или Бамбор заслужили внимания СвященногоОфициума?
– Епископу, – сразу же ответил Гейнче, – тутже сказали бы, что у Священного Официума в отношении упомянутых лиц имелись suspiciode haeresi.[244] Подозрения о прогуситских симпатиях. Вподчинении еретическому влиянию. В контактах с чешскими отщепенцами.
– Надо же! Какие, однако, негодники. Стало быть, еслиони убиты, то у Инквизиции нет поводов их оплакивать. Епископ, насколько я егознаю, несомненно, сказал бы, что только рад этому и что кто-то выручил Официум.
– Официуму не нравится, когда его выручают. Так ответилбы я епископу.
– А епископ заметил бы, что в таком случае Официумдолжен действовать четче и оперативнее.
Из подземелья снова вырвался крик – на этот раз гораздоболее громкий, чудовищный, протяжный и продолжительный. Тонкие губы Стенолазаскривились в пародии на улыбку.
– Ого, – указал он движением головы. –Раскаленное железо. До того было обычное страппадо и тиски на пальцах ног ирук. Правда?
– Это закоренелый грешник, – равнодушно ответилГейнче. – Haereticus pertinax. Впрочем, не будем уклоняться от темы,рыцарь. Соблаговолите передать его милости епископу Конраду, что СвятаяИнквизиция с возрастающим недовольством наблюдает за тем, как таинственногибнут люди, на которых имеются доносы. Люди, подозреваемые в еретичестве,контактах и сговоре с еретиками. Эти люди погибают прежде, чем Инквизицияуспевает их допросить. Похоже, что кто-то хочет замести следы. А тому, ктозаметает следы еретичества, самому трудно будет защититься от обвинения вереси.
– Я передам это епископу слово в слово, –насмешливо улыбнулся Стенолаз. – Однако вряд ли он испугается. Он не изпугливых. Как и все Пясты.
После только что прозвучавшего вопля казалось, что громче иужаснее пытаемый крикнуть уже не сможет. Но так только казалось.
– Если и теперь он ни в чем не признается, –сказал Стенолаз, – то не признается уже никогда.
– Мне кажется, у вас есть опыт.
– Не практический, упаси Боже. – Стенолаз скверноухмыльнулся. – Однако практиков почитывал. Бернарда Ги, Николая Эймериха.И ваших крупных силезских предшественников: Перегрина Опольского, ЯнаШвенкефельда. Последнего я особенно рекомендовал бы вашему преподобию.
– Правда?
– Не иначе. Брат Ян Швенкефельд утешался и ликовалвсякий раз, когда чья-то таинственная рука приканчивала мерзавца-еретика либоеретического пособника. Брат Ян от души благодарил оную таинственную руку ичитал пачеж за ее благополучие. Просто становилось одним паршивцем меньше,благодаря чему у самого брата Яна оставалось больше времени на другихстервецов. Ибо брат Ян считал правильным и полезным держать грешников впостоянной тревоге. Дабы, как то предписывает Книга Второзакония, грешник днеми ночью дрожал от страха, не будучи уверенным в сохранении жизни. Чтобы утромдумал: «От кого зависит, что я доживу до вечера, а вечером: Как знать, доживули до утра».[245]
– Любопытные вещи вы говорите, господин рыцарь. Будьтеуверены, я это обдумаю.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!