Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

парень понял из скупых объяснений попутчиков, после войны степь расширила свои границы. Раньше лесов тут больше было.

Может, дело в воображении, но даже трава стала казаться ему совсем другой. Более сухой, колючей, будто экономила, сберегала воду в земле на потом.

По ночам было прохладно, днем жара выматывала и людей, и лошадей. На вторую ночь прошел дождь, здесь его не боялись и прятали от него только груз, который мог намокнуть. Для этого имелся брезент.

Уже к полудню лужи высохли, и о дожде ничего не напоминало.

Насекомых было много, но в основном они доставали животных. Крупные мухи, а может, слепни или оводы, время от времени атаковали вспотевших лошадей, и те прогоняли их, дергаясь всем телом и фыркая, а иногда – хлесткими ударами хвоста.

Саша подумал: щелкнет такой по лицу − мало не покажется.

В телегу, которой правил Витёк, было запряжено две лошади, остальные тянули по одной. Все лошаденки были невысокие, меньше, чем те, которых держали в Прокопе и Заринске, и шли не очень ходко. Но выносливость их поражала. Данилову казалось, что они могут тащить тяжелые прицепы хоть сутки, а привалы устраиваются только чтобы наполнить этих мифических существ водой и травой. Ну и чтобы люди могли немного поспать. На самом деле, конечно, животным давали отдых время от времени.

За «руль» Сашу не пускали. Но и спать в дороге не разрешали («А то еще свалишься. Смотри лучше за горизонтом»). Поспать целую ночь подряд тоже не получалось, ведь Саша был не просто пассажиром, но и дополнительным охранником. Дежурили по очереди. И время Младшему доставалось самое неудобное. Хотя это было не трудно. Он пока легко переносил недосып.

Во время вахты Саша не отвлекался, смотрел за стреноженными конями и за окрестностями, прислушивался.

Он знал, что в десяти метрах на башкирских возах не спит один из братьев, неподвижный, как изваяние. Лишь слабый огонек самокрутки изредка выдавал его.. Ночами было очень тихо, стрекотали степные насекомые, один раз где-то на пределе слышимости прозвучал тоскливый волчий вой, но Сашка не стал никого будить, только удвоил бдительность. Знал, что на смех поднимут и будут долго ворчать потом. Башкир на этот звук не отреагировал, продолжая курить.

Летним днем волки не рискнули бы приблизиться к такому количеству вооруженных людей на повозках. Не настолько они голодны. Но ночью… вдруг попытаются отбить лошаденку. Хотя кони вели себя спокойно, их чутью парень доверял.

Но глаз не смыкал, всматриваясь в темноту. Хотелось подкинуть побольше веток в костер, но это было запрещено – костерок горел чисто символический, чтобы не демаскировать их на всю степь. У башкир был свой отдельный костер, такой же маленький, едва заметный. Но все же так было поспокойнее.

Утром не свет ни заря трогались в путь.

На участках дороги, где от асфальта ничего не осталось, трясло сильнее, и пару раз приходилось высаживаться и помогать вытаскивать застрявшую колесом в колдобине телегу. Даже снимали кое-что из груза. И это сейчас, в такую сушь. Легко представить, насколько труднопроходимыми были эти дороги в распутицу. Впрочем, всаднику проехать проще, чем тяжелой телеге.

Один раз у них чуть не сломалась ось. Младший представил, что если бы телега была старинной деревянной, поломки случались бы еще чаще. И все равно, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Парень теперь с содроганием думал, что когда-нибудь снова придется чапать ногами. Прошлый переход совершил в аффекте, наполовину в забытьи. Сейчас он уже такой энергии в себе не чувствовал, будто жизнь в Орловке ее забрала.

Потянулась равнина, похожая…. на саму себя. Урал заканчивался. Счетчик Саша так и не смог починить, но ему казалось, что тут гораздо «чище», иначе не было бы такого буйства растительности. Живность тоже встречалась. Башкиры подстрелили незнакомую Саше серую птицу и на первом же привале съели, а Витёк завалил зайца, которого потом закоптил. Часто видели сусликов, столбиками стоявших около нор. Но отвлекаться на ловлю грызунов возможности не было.

Видимо, горы сдерживали распространение заразы на запад и восток. А вот Еловый Мост, Сатка да и Орловка… не удивительно, что там встречалось много аномалий. До Озерска-то − рукой подать. И все равно люди продолжали там жить.

Иногда в степь врезался клин леса, порой даже сужая дорогу. В этих местах проще было найти воду. Караванщики останавливались, поили лошадей, набирали себе воды из колодцев, расположение которых им было известно. Видимо, раньше тут было жилье, теперь же от него не осталось ни следа. Но колодцы, видимо, иногда чистят. Немного отдохнув в тени деревьев, снова трогались в путь.

Несколько раз разминулись с небольшими группами пеших, да встретились двое конных. Но все эти люди перемещались на небольшие расстояния, к соседям. Других телег на шоссе не встречали. Миновали, не останавливаясь, четыре жилых поселения. Выглядели деревушки очень бедными и безлюдными. Изредка попадется баба с ведрами (к добру ли?), да тощие дети – которые не играли, а пасли коз или выполняли другую не очень непонятную работу. При приближении телег они настороженно вглядывались, но не убегали.

*****

На четвертый день на большом кладбище автомобильной и всякой другой техники к ним вышла целая делегация чумазых детей. Лица у них были изможденные, серьезные. Недетские у них были лица.

Самый старший, с виду Сашин ровесник, судя по всему, был тут заправилой – бритый наголо и мускулистый, как культурист. Остальные слушались его беспрекословно, причем понимали почти без слов.

Двое подростков держали стволами вниз ружья. Еще у нескольких в руках были удобные металлические трубы или цепи, но они явно не собирались их использовать. Похоже, караванщики были с ними хорошо знакомы.

Приветствие было очень коротким. А потом, без всяких предварительных разговоров, начался бизнес.

За полчаса торга орловцы и башкиры выменяли у детишек целую гору «хай-тека»: провода, с виду медные, лампочки, какие-то детали, разнообразный крепеж, почти новые инструменты. Короче, все, чем была богата эта щедрая земля. Взамен взрослые отдали картошку, соленую и вяленую рыбу, которая называлась чебак, немного меда и большую бутыль мутного пойла.

Потом Витёк указал вождю обитателей свалки на девчонку, стоявшую рядом с тем. Она была абсолютно лысая и без бровей, одета по мальчишески – драные джинсы, спортивная олимпийка (расстегнутая до пупа), бейсболка, завернутая козырьком назад, но спутать ее с пацаном было невозможно из-за начавшей приобретать женственность фигуры. На немытой шее поблескивала цепочка со знаком доллара.

Сейчас мало кто носил такие шмотки, но Саша знал, что так одевалась молодежь до