Чародей. Том 1 - Анджей Ясинский

– Красиво, – после некоторого молчания прошептала Карина.

– Красиво, – согласился я. – Мне бы хотелось, чтобы все на самом деле было именно так. Но я не Творец и не могу знать его замысла. Да и вообще не знаю, существует ли он. Есть еще одна красивая теория. Мне она тоже нравится. Предполагается, что Творец изначально был один. Откуда он взялся, неизвестно. Да и для самой теории это не суть важно. Так вот, был он, значит, один и настолько ему стало одиноко, что решил он умереть. Почему он принял именно это решение, тоже неизвестно. Однако вот решил. Но проблема в том, что Творец не может умереть, ибо все после смерти возвращается к Творцу. То есть к нему же самому. Вот такая дилемма. Поэтому он решил развоплотиться. Это не то же самое, что смерть, не надо путать. И вот он разделил себя на мириады частиц и раскидал их по пустоте. Говоря по-простому – взорвался. И в каждой частице пространства, в каждом дуновении ветра, в плеске волны, в солнечном лучике, в дыхании ребенка, ярости воина, подлости разбойника… есть частица Творца. И когда мы все умрем, умрет вселенная, а Творец проснется. Только тут есть одна закавыка. Как я сказал, все сущее – части Творца. Но они не являются неизменными, они постоянно меняются, соединяются произвольным образом, развиваются или деградируют, создают новые структуры или уничтожаются. Так вот, в этой теории стремление к Богу, к Творцу – это стремление сделать так, чтобы весь мир, все частицы Творца развивались и когда-нибудь собрались вместе. И получится новый Творец. Лучший, чем прежний.

– Ты же сказал, что если, наоборот, все умрет, Творец проснется, – перебила Карина.

– Правильно. Но вот сделать выбор, каким Творец очнется – скучающим и одиноким или счастливым, – зависит от нас. Высшая точка развития – тоже смерть. Но смерть иного порядка. Смерть, к которой стоит стремиться.

– И много еще таких теорий? – вдруг подал голос Дорникус.

Не оборачиваясь, я ответил:

– Мириад и маленькая тележка.

– Как же тогда узнать, что ты поступаешь правильно?

– Очень просто. Надо поступать так, как считаешь правильным ты, а не кто-то другой. Но по-настоящему правильным, не лукавя и не обманывая себя самого. Так или иначе, твоя правота ляжет в одну из многих теорий и принесет свою пользу. Даже наипоследнейший мерзавец, убивая человека, если он действительно считает, что поступает правильно, кладет свою монетку в общую копилку. Дело других людей – доказать, что он неправ. Но надо обязательно доказать это. Искренне веря в свою правоту. Или понять самому, что ты в общем-то неправ. Только тогда будет польза.

– Как-то слишком все просто. Делай, как считаешь правильным, и надейся на лучшее.

– Ага, есть даже такое высказывание: «Делай что должно и будь что будет».

– А мне больше нравится первая теория, – вздохнул Кирин. – Что Творец все же есть и именно он оценивает наши поступки.

– Возможно, – не стал я спорить. – Только не следует забывать, что критерии оценки у Творца могут быть совершенно иными. Как я говорил – другого плана. Мы и сами не всегда можем понять, что есть зло, а что добро. Вот, допустим, самый простой вопрос с неоднозначным ответом. Ты знаешь, что этот ребенок с чистым взглядом и невинной улыбкой в будущем станет тираном, который уничтожит тысячи людей. Убьешь ли ты ребенка, чтобы не дать свершиться будущим убийствам, или нет? Причем учитывай такое обстоятельство. То, что сделает этот ребенок, даст толчок к развитию твоего государства, и потом оно будет процветать на радость жителям. Если ты посчитаешь, что ребенок достоин жизни ради своей страны, то усложни изначальный вопрос: а если среди уничтоженных им будут твои дети?

– Я поняла, – сказала Карина. – Не существует абсолютного зла и абсолютного добра.

– Более того, – добавил я, – сами понятия добра и зла могут меняться местами и зависят от точки зрения и социальной структуры общества. Где-то живут, например, каннибалы, которые едят своих же соплеменников. Зло? Вроде бы да. С другой стороны, пищи там мало и подобные действия ведут к сохранению популяции, народа. Это утрированный пример, но вполне жизнеспособный.

– И что же делать? Как поступать?

– Откуда я знаю? – удивился я. Что я, проповедник, что ли? – Вы можете считать как вам угодно, поступать как считаете правильным, но это будет ваша правда. Всегда найдется тот, кто посчитает, что он правее. В любом случае вы можете просто забыть, что я тут наговорил, и посчитать, что все это чепуха. Вполне возможно, так оно и есть на самом деле.

Пока мы говорили, стало светлее. Постепенно кучи песка уходили к центру воронки, и вскоре мы уже своими глазами наблюдали, как последние крупинки стягиваются к центру и взлетают ввысь. А наверху, где-то в километре от земли, продолжала крутиться черная туча, состоящая из песка и закрывающая собой полнеба. И будет крутиться до тех пор, пока мы не покинем это место. Я решил, что неразумно засорять окрестности песком. Неизвестно, как это повлияет на экологию, к тому же элементалям воздуха удерживать такую кучу практически ничего не стоит. А людей в этих местах не так уж много, чтобы заботиться об их мнении. Здесь же, внизу, наступила тишина и возникла… пустота!

Ага, ветер вымел все подчистую. Даже ранее видимые части земли вместо песка, похоже, занесенные сюда ветром, пропали. А мы… Мы висели в прозрачном шаре, прикрепленном к ровной, как оказалось, стене. Под нами мягко пружинил песок, захваченный куполом. А так как купол не потерял своей прозрачности, то складывалось впечатление, будто мы висим на огромной высоте на небольшом клочке суши. Даже меня пробрало, что уж говорить про остальных. Когда ты лезешь по стенке наверх, ощущения совершенно не те. Там ты работаешь, не отвлекаешься, стараешься не смотреть вниз, а тут… Сзади раздавались тихие ругательства, а Карина вцепилась в меня, как клещ.

Стены каменного стакана действительно оказались идеально ровными. Вернее, та их часть, что долгие века пряталась под песком: сверху-то и не заметно было былой шлифовки. Они имели легкий уклон к центру. По периметру располагались небольшие каменные конусы – небольшие по сравнению с центральным кубом. Именно из-за малых (относительно остальной постройки) размеров я их и не заметил на виртуальной схеме – там они просто терялись. Наверное, их было с сотню, если не больше. В любом случае их уже не было видно на противоположной стороне гигантской конструкции. Сам же куб иссиня-черного цвета возвышался примерно до половины высоты стен.

«Ллэр! У вас там все в порядке? Вы живы?» – неожиданно в голове раздался голос оставленного нами по ту сторону Боркуса.

– Да, Боркус, все в порядке.

«А то вижу странную тучу над тем местом, куда вы ушли, а что там происходит, не знаю».

– Боркус беспокоится, – хмыкнул я на вопросительные взгляды попутчиков. – Ладно, будем спускаться. А как нам спускаться, кстати? По стенке или в шарике покатимся вниз?

– Если есть выбор, – слегка нервничая, ответил Дорникус, – я бы предпочел сделать это сам. Что-то меня совсем не радует возможность почувствовать себя камешком внутри погремушки.