Ведьмин подарок - Сергей Пономаренко

Я взмахнула рукой и сказала, глядя на Егора; «Хочу, чтобы он немедленно проснулся!»

Егор продолжал спать, и я с досадой отложила анкх в сторону.

В дверь позвонили. «Наверное, Марта. Моя подружка, побывав на седьмом небе от счастья после возвращения дочери, теперь пришла меня проведать». Я сунула анкх в карман халата, крест своей тяжестью оттянул его и при ходьбе бил по ноге. «На обратном пути вновь отправлю его в буфет», — решила я.

Открыв дверь, я увидела Валентина. Он смотрел на меня встревоженно и в тоже время с нежностью:

— Можно войти?

Впустив его в коридор, я закрыла за ним дверь, но в комнату не пригласила. Не хватало, чтобы Валентин оказался у меня в квартире, когда Егор проснется.

— Что с тобой происходит? В последние дня никак не могу тебя застать дома, трезвоню тебе, а ты все время находишься вне связи, Ты куда-то уезжала? — поинтересовался он и, похоже, обиделся, догадавшись но моему выражению лица, что для визита я отвела ему очень мало времени.

— Много события произошло в моей жизни, и не все они приятные. — Я на секунду запнулась и уточнила: — Хороших все же было больше! Дочь Марты Инга и ее подруга Мила нашлись. В двух словах всего не расскажешь, а на большее я пока не готова.

— У тебя сейчас кто-то есть? — У него обидчиво дрогнули губы, и он попытался скрыть это фальшивой улыбкой.

— Ты все не так понимаешь… — ласково произнесла я и взяла его за руку, чтобы успокоить.

И тут меня словно током ударяло: с его лица сползла улыбка, а глаза, мгновение назад голубые, превратились в два мутных стеклышка…

— Смерть проклятому Феликсу! Смерть кровопийце и душегубу! На кол его! Отдайте его нам! Пусть ответит за кровь наших детей! — бушевала перед домом все увеличиваящаяся толпа крестьян.

— Мари — и-нушка! Доченька моя! Неужели я тебя больше не увижу?! — перекрыл шум толпы звонкий женский голос, полный смертельной тоски.

И толпа сразу загудела громче, заворочалась с утроенной силой. Послышались крики:

— Братцы! Неси топоры — будем двери выламывать! Не хотят душегуба добром отдать — силой возьмем!

Караул — три солдата и унтер-офицер — стоял стеной, защищая охраняемого ими пленника, но они понимали: если крестьяне ворвутся в дом, то сомнут их мгновенно. Ни ружья не помогут, ни штыки-молодцы. Да и не хотелось им стрелять в разбушевавшихся крестьян, ведь не без причины они бучу подняли; мертвые обескровленные тела трех юных девиц обнаружили в подвале этого помещичье-го дома. Нашлись и доказательства того, что эти дьявольские дела сотворил молодой помещик, а ныне их пленник. Впрочем, он и не отказывался, а спокойствие имеет необыкновенное. Унтер-офицер посмотрел на пленника, сидевшего на стуле со связанными за спиной руками, Bce такого же спокойного, словно происходящее его не касалось.

Под сильными частыми ударами дубовая дверь ходила ходуном, и сердце у унтера замерло — решение надо было принимать немедленно!

— Слышь, Никон, если они сюда ворвутся, нам несдобровать! Давай отдадим им этого супостата! — подал голос на правах земляка рябой солдат Прошка.

— Не твоего ума дело, Прохор. Наше дело — караулить!

— Моего — не моего, а помирать за ирода окаянного не хочется. Смотри, сидит он, радуется, небось, что с собой на тот свет еще несколько христианских душ захватит! — Рябой замахнулся на пленника, но унтер перехватил его руку.

— Не дело связанного бить, Прохор.

— Лучше за него помереть?! Прикажешь стрелять — не буду я! — И Прошка демонстративно приставил ружье к стене и отошел от него.

— Это что — бунт? — грозно спросил унтер, видя, что и остальные солдаты готовы последовать примеру Прошки. «Распустил я его, покровительствуя!» — В Сибирь, на рудники захотели?!

— А не будет Сибири — побьют нас мужички, пропадем ни за цапову душу! — не унимался Прошка.

Двери затрещали, было ясно, что еще немного — и они не выдержат.

— Рядовой Вакуленко, взять ружье! — заревел страшным голосом унтер, и Прохор даже не понял, как оказался вновь вооруженным на своем месте. Сработала многолетняя выучка.

— Попробуем с мужичками договориться, — тихо произнес унтер землячку и громко скомандовал: — Готовсь! — А сам подошел к двери: — Эй, мужики! Небось запарились дубовые двери ломать? Разговор есть!

— Не твоя забота! Говори, пока не поздно! А то мы уже скоро внутрь заберемся.

— Ух, какой ты быстрый! Прикажу — пальнем со всех стволов сразу; не заходя в дом, на небо отправишься!

— Чего хотел сказать, служивый?

— Отдам я вам помещика-душегуба, но с одним условием.

— Каким еще условием? Может, его поить, кормить, холить прикажешь?! На кол его посадим!

— Вот об этом и будет уговор — повесьте его, и все дела.

— А тебе какая разница, если он будет не висеть, а на колу смерть мучительную примет?

— Виселица его в любом случае не минет, а если на кол посадите, то про это озорство по губернии слух пойдет нехороший и неприятность будет большому начальству, а затем и нам. Виселиц для польских инсургентов[22]поставили немало, дай Бог и эта зачтется.

— Лады. Висеть помещику на осине!

— Гляди у меня — не обмани… Лучше, если крест поцелуешь, что так и будет.

Унтер открыл дверь, мужики, увидев направленные на них ружья, маленько оробели, затем двое из них поцеловали крест и, схватив пленника, вывели его во двор. Сразу на том месте образовался людской водоворот — били его чем попало, изодрали всю одежду, довели до беспамятства, а затем едва живого повесили на осине, на высоком берегу над Росью…

Полутемная каморка, свет от нескольких свечей.

Пять золотых ей пришлось заплатить, чтобы скрытно сняли и принесли ей тело любимого после казни. Теперь она хотела сама обмыть его и обрядить в чистые одежды, прежде чем тайно похоронить с помощью верного слуги Васюты.

В сложенных на груди руках мертвеца виднелся странный крест из светлого металла — она все сделала, как просил Феликс, сумев перед арестом тайком передать ему этот крест. Девушка рыдала возле тела любимого, коря себя за то, что не удержала его от занятия колдовством, и теперь он, погубив невинные девичьи души, сам отправился на тот свет. Знала девушка, что не райские кущи ожидают ее любимого, а котлы с кипящей серой, так как загубил он свою душу смертоубийствами. И больше не встретится они ни на земле, ни на небе, так как Ангелина Яблонская была прилежной прихожанкой местной церкви и рассчитывала попасть после смерти в рай.

Неожиданно ей показалось, что неподвижное тело любимого слегка задрожало. Она в страхе отпрянула от него. Ей стало страшно и захотелось немедленно бежать отсюда, но ноги не шли. Вдруг опавшая грудная клетка Феликса пришла в движение, и девушка увидела, что тот дышит. «Раз дышит, значит, не мертвец!» — обрадовалась Ангелина и захлопотала возле него. «Не иначе барин колдуй!» — неистово крестись, подумай Васюта, через полчаса зайдя за телом убивцы, чтобы везти к месту тайного захоронения. Той же ночью Ангелина вместе с верным слугой Васютой отвезла Феликса в город, нашла ему лекаря и выходила его.