Восток - Запад. Звезды политического сыска. Истории, судьбы, версии - Эдуард Макаревич

Гитлер работал с массой, с толпой. Он выходил к ней на митингах и празднествах и распалялся от одного только контакта с ней, как насильник сатанеет от соприкосновения с податливой женщиной. Гитлер, как писал о нем И. Фест в своем тысячестраничном исследовании, «охваченный яростью заклинаний, подносил к лицу сжатые кулаки и закрывал глаза, предаваясь экзальтации своей трансформированной сексуальности». Склонный к мазохизму наедине с женщиной, он наедине с толпой, по словам другого исследователя, Хайбера, отличался в своих речах «излияниями чувственности, сравнимыми с половым актом». Так он удовлетворял себя, делая ставку на женственную душу толпы. Но возбуждались и женщины, составлявшие половину и более любых его аудиторий. Все эти обезумевшие глаза, руки, тянущиеся к нему, и как высшая точка — вопль: «Я хочу от тебя ребенка!» — демонстрировали готовность лечь под господина в кирасирских сапогах. Большая часть женской половины Германии была заражена этими чувствами. И, конечно, это определило долю женских голосов, отданных за НСДАП — партию Гитлера в июле и ноябре 1932 года. Она составляла соответственно 45,5 и 44,8 процента. Есть все основания считать, что тенденции среди женщин-избирательниц сыграли определенную роль в сдвиге вправо, который привел к быстрому росту влияния НСДАП. Большая часть женской Германии боготворила Гитлера и после его прихода к власти, и еще больше после захвата Судет и Мемеля, завоевания Польши, Франции, Дании и Норвегии. Сошлемся на мнение почитаемого миром большого немецкого писателя Генриха Бёлля: «А уж немецкие матери — это высокочтимая категория «немецкой женственности», — сколько из них не только без сопротивления, бывало, и без особой нужды, а то даже и с воодушевлением позволили своим четырнадцати-семнадцатилетним сыновьям ринуться навстречу смерти, принесли их в «жертву фюреру»!»

Зажечь толпу или чинную аудиторию своим магнетизмом, обжигающей энергией можно было, только имея представления о целях борьбы, о ее программе. Поэтому как пропагандист Гитлер всегда заботился о содержании речи, о сотворении целой иерархии мифов, уложенных затем в немногочисленные, но яркие краткие лозунги для массы: «Германия, пробудись!», «Нет — нетрудовым доходам!», «Национализировать тресты!», «Универмаги — в общественную собственность!». С годами лозунги, естественно, менялись.

Талант Гитлера-пропагандиста был в том, что он понял: его партия, нацистское движение должны выделиться на фоне других политических сил. И выделиться не численностью (партия была в двадцатые годы невелика), а символом — неожиданным, ярким, бьющим по эмоциям, захватывающим воображение, повторенным сотни тысяч раз. Нужны были знамя и эмблема. Он их придумал и объяснил так: «Красный цвет олицетворяет социальные идеи... Белый цвет — идею национализма. Свастика — миссию борьбы за победу арийцев...» Пожалуй, с этого момента реклама начала работать на политику.

Гитлер не делал тайны из того, что проблемы экономики его особо не интересовали. Но положение рабочих, их настроение, отношение к режиму заботило его не меньше, чем военные и партийные дела. В 1934 году по инициативе национал-социалистов была принята «Рабочая хартия», согласно которой рабочие должны были трудиться «напряженно и много, не вступать в спор и не проявлять недовольства, в том числе размером зарплаты»16. А предприниматели, они же главы предприятий, должны были нести ответственность за благополучие своих работников. Гитлер был принципиальный противник повышения уровня почасовой оплаты. Перед промышленниками он ставил вопрос однозначно: если рабочие хотят большую зарплату, пусть увеличивают интенсивность труда. И если заработок Ганса сократился с 20,4 цента в час в 1932 году до 19,5 цента в 1936 году, то все же его настроение определяла не столько зарплата, сколько ощущение надежности работы, гарантия, что он ее больше не потеряет. Синдром безработицы в Веймарской республике прочно еще сидел в сознании пролетариата. Поэтому постановление правительства от 1938 года о трудовой повинности, согласно которому работник не мог быть уволен предпринимателем без согласия ведомства по учету занятости, рассматривалось в общественном мнении еще и как забота режима о трудящихся. Эта мера нацистов, несомненно, несла побочный пропагандистский эффект. Безработица к 1939 году практически исчезла.

В своей политике и пропаганде Гитлер держался линии на социальное партнерство — на консолидацию усилий рабочих и предпринимателей во имя главных целей национал-социализма. Это подтверждает одно его принципиальное высказывание: «Если рабочие, не считаясь с общим благом и с состоянием национальной промышленности, опираясь на свою силу, шантажом выжимают известные уступки, они совершают действительный грех против народа; но такой же грех совершают и предприниматели, если они, бесчеловечно эксплуатируя рабочих, злоупотребляют национальной рабочей силой, выжимая из ее пота миллионные прибыли. Такие предприниматели... являются эгоистическими негодяями, ибо, внося социальное недовольство в ряды рабочих, они провоцируют конфликты, которые так или иначе неизбежно приносят вред всей нации». В соответствии с гитлеровскими планами на заводах создавались комитеты, куда входили главы предприятия и представители рабочих. Скорее, это были пропагандистские органы. Вряд ли они влияли на производство и прибыли. Но ощущение причастности к делам завода они создавали. То был крепкий камешек в фундамент единства нации в преддверии больших испытаний.

Как пропагандист Гитлер понимал, что заботой партии должна быть душа рабочего. Забота о душевных потребностях, о радостях жизни, о конкретной мечте стоит не меньше работы и зарплаты. Поэтому он знал, как говорить с рабочими. И часто обращался к ним в критические моменты. Корреспондент ТАСС И. Филиппов вспоминал его выступление на берлинском заводе «Борзиг» в 1940 году: «Гитлеру необходимо было успокоить немецких рабочих относительно ухудшающегося материального положения, которое повсюду давало себя знать. И он мастерски списывал эти трудности за счет Англии, которая, как говорил он, нарушила тихую, мирную жизнь Германии. Какие великолепные, по его словам, он строил планы для улучшения жизни немцев! Он обещал дать каждому рабочему по квартире и тут же описывал, какой должна быть эта квартира. Каждой семье он обещал также по «фольксвагену» — маленькому автомобилю. И все это расстроила проклятая Англия! Но он обещает немцам после войны осуществить все намеченное. Ведь война не будет долгой, а поэтому надо напрячься в труде и жертвовать, жертвовать! Этот призыв Гитлера и его угрозы «стереть Англию с лица земли», если она не примет его протянутую «руку дружбы», снова тонули в приветственных возгласах, потрясавших гигантский цех»17.

Демагогия? Да, но замешанная на конкретной мечте каждого, на желанных, осязаемых, понятных потребностях. Приобщение к доброму мифу-мечте и мифу о добром, заботливом правительстве. Но тут же и акцент на врага, который не дает мечте стать явью. Поэтому столь ненавистен враг. Квартира и автомобиль — мечта большая, дело жизни. А маленькая мечта, мелкие добрые радости — кружка пива, общение, поездки? На это была брошена сила целой организации «Сила через радость», созданной нацистами.

Основой ее была сеть многочисленных клубов, объединявших любителей шахмат, футбола, охоты, собак, птиц и прочих увлечений. Рабочим предлагались туристические поездки и морские путешествия. 3а 25 долларов можно было совершить круиз на Мадейру, за 11 долларов в неделю — отдохнуть в Баварских Альпах на лыжных курортах18. Приобщение немцев к театру, опере, музыке, к спорту вообще стало одной из главных задач этой организации. Семь миллионов человек ежегодно участвовали в ее делах. Эти дела, по сути, стали мощной социологической пропагандой, то есть пропагандой не столько словом, сколько образом жизни. И хотя тайные цели организации «Сила через радость» состояли в том, чтобы «переключить внимание масс с материальных ценностей на моральные» (по словам доктора Лея), с небольшой зарплаты — на ценности постоянной работы, общения и познания, миллионы немцев охотно становились под ее знамена.