Ночь империи - Дарья Богомолова

– Мы можем посмотреть на столе Его Высокопревосходительства,– заискивающе улыбнулся капитан, скрестив руки на груди.

– И как Вы себе это, скажите на милость, представляете? Войдём в кабинет правителя, как к себе домой?

– На самом деле,– подала голос Сейрен, которую Эммерих полагал давно их оставившей,– мы и правда можем это сделать. Я, Мадлена и глава дипломатического ведомства можем заходить в кабинет в отсутствие Владыки.

Помедлив, Эммерих пришёл к печальному выводу: выбора у них не было, но удача в этот день была на его стороне. Прежде, чем он успел согласиться с предложением дочери Владыки, двери входного зала распахнулись. Через порог, едва не задев опасно крылом одну из створ, метнулся чёрным пятном ворон, бывший кем-то вроде любимца правителя.

Никогда к нему не присматривавшийся с должным вниманием – он с ужасом обнаружил, что вообще ни к кому из окружения регента не проявлял должного интереса – Эммерих опытным путём выяснил, что это был не просто питомец для развлечения. Нырнув вниз, птица сложила крылья, кувыркнулась вперёд и ударилась об пол. В стороны разлетелся чёрный туман, перемежавшийся перьями, а к самому тави и капитану Ойсену из этого облака кинулся моложавый брюнет лет двадцати с небольшим.

– Стойте, судари, стойте! Я от Его Высокопревосходительства!

– Ноктис!– Сейрен просияла, хлопнув в ладоши,– ты просто обязан нам помочь!

Перевёртыш взглянул на неё, как на выходца из Дома особенных детей, но никак не ответил на просьбу. Всем остальным цель его визита и без того была предельно ясна, так что выдвигать какие-то дополнительные требования смысла не было.

– Его Высокопревосходительство и тави Гринд приносят свои извинения за эту неприятную ситуацию и готовы Вам её компенсировать, как только вернутся,– обратился Ноктис к капитану.– Вас позвали сюда, чтобы поздравить и оповестить, что с завтрашнего дня Вы заступаете на должность главы военного ведомства.

Глубоко вздохнув, молодой человек позволил себе слегка расслабиться и спокойно нашёл за пазухой кафтана свиток пергамента. Когда он его развернул, протягивая капитану, молча слушавший Эммерих едва сдержал полуистеричный смешок – это был самый небрежный указ на его памяти.

В глубине сущности заворочался червячок сомнения, что с такими бумагами от нового Владыки до былого величия страны им, как пешком до дальнего края Геенны.

– Вам так же полагаются титул маршала, а тави Гринд будет Вашей правой рукой и заменой в случае, если Вы окажетесь… не в строю.– Помолчав, Ноктис слегка нахмурился, но потом вспомнил, что хотел сказать, и указал Ойсену на Эммериха.– На время отсутствия тави Гринда Вы можете всецело рассчитывать на помощь тави Эммериха. Он второй из пятерых.

Ойсен на всякий случай ещё раз пробежал содержимое свитка взглядом, после чего свернул пергамент и убрал его за пазуху. Коротко кивнув Ноктису, чтобы тот смог выдохнуть окончательно, он немного помолчал.

Присутствующие уже надеялись услышать, что до завтрашнего утра их оставят в покое, но маршал вдруг в привычной ему спокойной, суховатой манере спросил:

– Я ведь верно понимаю, что новый Владыка – тот маленький валакх, которого приручил Мортем под конец жизни?

Ноктис стушевался, хотя было заметно желание отстоять честь и важность хозяина, Сейрен предпочла соблюдать все возможные правила из имевшихся и не лезть в мужские разговоры.

– При всём уважении,– взял на себя роль переговорщика Эммерих,– не думаю, что слово «приручил» в данном случае уместно.

– И я не заставлял Вас, тави Эммерих, его употреблять. Мою речь будьте добры оставить мне.– Скрестив руки на груди, Ойсен вернулся взглядом к Ноктису.– Так «да» или «нет»?

– Да,– осторожно отозвался перевёртыш.– Спешу заметить так же, что этот «маленький валакх» сто тридцать восемь лет был регентом при покойном Владыке Фикяре. Он знает, как управлять государством, и знает, что делает. Нынешнее происшествие – всего лишь неприятная случайность.

– А Коврус?– спокойно улыбнулся Ойсен.– Он – тоже неприятная случайность?

Никто не нашёлся с ответом, и маршал, пожелав им доброго дня, попрощался до следующего утра. Оставшись наедине друг с другом, мужчины переглянулись, и только Сейрен, не расценивавшая упоминание Ковруса, как что-то странное или угрожающее, с улыбкой отправилась по своим делам.

– Владыка точно это одобрил?– с прищуром произнёс Эммерих.

– Да,– вздохнул Ноктис, почесав тыльную сторону шеи.– Не знаю, к чему это приведёт… Не знаете, не осталось ли на кухнях какого мяса?

1.

Выполненные в белоснежном камне с позолоченными инкрустациями и крышами, здания и шесть башен друг от друга на равном расстоянии, словно державшие стену узлы, поражали взгляд. Любой, впервые ступивший на благословенную землю, восхищался этим видом, но больше всего восторгов вызывало, несомненно, центральное трехъярусное строение, увенчанное покатыми золотыми куполами разных размеров.

В главном коридоре, ведшем в зал Первородных, говаривали, стены были прозрачными, и в них можно было увидеть плавающих рыб. От их серебристых боков отражался свет многочисленных свечей и лампадок.

С обеих сторон крыльца высились, словно стараясь дотянуться как можно выше дозволенного им по задумке строителя, колонны. По их поверхности вились узоры, складывавшиеся в рисунки с легендами из священной книги. Некоторые дети, разглядев искусно выполненную в мраморе лошадку или другую фигурку, порой замирали и безнадёжно отставали от своих родителей. Иные тратили своё время у самых краёв каменных тропинок, сетью расползавшихся по территории и сходившихся в площадь с фонтаном возле главного входа.

Лазурного цвета вода каналов, разделявших пути, по которым ходили люди, таила в себе множество рыб, но детвора каждый раз старалась высмотреть водных помощниц Шумера, сновавших в глубине.

Там, где заканчивалась вода, начинались пышные сады, радовавшие глаз изумрудной листвой. По слухам, ходившим среди постоянных прихожан, там день и ночь резвились в компании диковинных животных легконогие нимфы – любимицы Первородной Санбики.

Остановившись на краю верхней ступени, к колонне привалился спиной крепко сбитый мужчина лет сорока. Золотая вышивка на подоле его огненно-рыжего кафтана складывалась в изображение солнца, совершающего дневной путь по небу, а затем уходящего на ночь в морские воды.

Глянув на процессию, двигавшуюся к храму, Крокум тихо фыркнул. Он никогда бы не признался в этом братьям и сёстрам, но Первородный испытывал к их младшему лёгкую зависть. Люди нередко шли просто взглянуть на него одним глазком, а потом могли ещё найти наглость и удивиться существованию других представителей святой семьи, не говоря уже о подмастерьях.

Василиск был, словно кукла, в которую мастер вложил всю свою любовь и потом оживил. У него были плавные, аккуратные черты лица, бледная кожа и волосы, будто из золотых нитей, доходившие до пояса. Хотя Крокум никогда не горел желанием тягать младшего брата за гриву, он подозревал, что под рукой почувствует шелковистую мягкость – если, конечно, решится схватить Василиска за волосы и отомстить за все годы в тени.