Наемник - Антон Демченко

Илона тяжело вздохнула, собралась с мыслями и, поднявшись из-за стола, резко хлопнула по нему ладонью. Муж, в этот момент заливавший в глотку уже четвёртый стакан домашнего вина, аж поперхнулся от неожиданности. Горе он заливает… клоун. Артист погорелого театра!

— Так. — В голосе женщины звякнула сталь и Михаил тут же подобрался. Короткий, выверенный жест ладонью у лица, и пьяная муть, успевшая поселиться в его глазах, исчезла, будто её и не было. Вот, умеет же, когда хочет. Илона смерила мужа долгим взглядом. — Закончил спектакль?

— Спектакль? — И взгляд такой знакомый, наивно-наглый. Убойное сочетание. Именно на него когда-то и повелась девчонка из старого, но изрядно обедневшего боярского рода. Вот только с тех пор прошёл не один десяток лет, иммунитет выработался, будь здоров.

— Мишенька… — Тут главное, голоском поласковей, чтоб был как бархатная перчатка… на стальном кулаке.

— Всё-всё. — Махнул рукой супруг и, покосившись на недопитую бутыль, вздохнул. — Эх, чутка не додавил.

— Михайло!

— Да всё уже, говорю. — Скривился тот, и в один момент сбросил маску придури.

Глава семьи поднялся из-за стола, повёл плечами, словно разминаясь перед боем, и повернулся к недоумевающему от происходящего, Владимиру. По лицу старшего Стенича скользнула ухмылка. Недобрая такая, многообещающая. — Ну что, сынку, вспомним былое?

— Ты о чём, бать? — Хмуро, с явным ожиданием подлянки, спросил Володя. Надо же, а чуйка на неприятности работает. Сильная кровь у Стеничей, хоть и не бояре. Вот, даже этому охламону чуток способностей перепало. Хотя… лучше б он мозгов от материного рода получил. Хоть сколько-то.

— Как о чём? — Деланно удивился Михаил. — О детстве твоём, голоштанном да безоблачном. О лавке вот этой вот самой, да о прутиках ивовых, хлёстких, в водичке вымоченных. А что это ты побледнел так, кровинушка моя?

— Ба-ать… — Изменившись в лице, Владимир зашарил взглядом по комнате в поисках возможности для побега.

— Портки скидай, говорю, дуб неструганый! — Неожиданно рявкнул Михаил, от души придавив первенца "яростью". — Учить буду. Вежливости и уважению!

— Да ты ополоумел, что ли, старый? — Опешил Владимир, явно не ожидавший ТАКОГО поворота.

— Ополоумел? Я?! Старый?!!! Ах ты ж, тля заштанная! — Ещё пуще взъярился муж, и от его рёва задрожали стёкла в окнах. — Зовсiм з глузду з'╖хав?! А ну снимай штаны, кур-рва! Я тебе сейчас вобью ума в задние ворота! Ты у меня не неделю, месяц за жопу схватиться не сможешь. Срать стоя научишься! Стоять, ушлёпок! Куды побёг?!

Понаблюдав за происходящим, Илона покачала головой и, дождавшись, пока муж поймает улепётывающего отпрыска, тихо покинула комнату, чтоб не видеть того, что будет дальше.

Уже закрывая дверь, она услышала мычание сына.

— Ба-ать, мне ж уже не пять лет! Ну, ба-ать! Дитя ж бьют, только пока оно поперёк лавки помещается! А я… это ж не учение уже получается, а извращение!

На миг в комнате воцарилась мёртвая тишина, а потом…

— Как-как ты меня сейчас обозвал?! — Прошипел Михаил. — Ну всё, молись сынку. За пи…ра, втрое больше отхватишь.

Свист, удар… сдавленное "ой"!

— А ну, скинул щит! — Снова рык мужа и… свист, удар… вопль! Илона кивнула, и плотнее прикрыв дверь, наложила на комнату заглушающий полог. Учебный процесс, он не только вдумчивости, но и тишины требует.

— Надо признать, дорогая, старший сын не оправдал наших надежд. Провалился с треском при первой же проверке на самостоятельность. — Вздохнул Михаил, обнимая только что забравшуюся под одеяло жену.

— Скажи честно, почему ты не остановил его, как только он начал хамить гостю? — Сонно спросила Илона. Муж поморщился. Естественно, в темноте спальни, она не могла этого видеть, просто… почувствовала.

— Не успел, представляешь. — Выдохнул Михаил. — Общение с Григошем действует на меня как-то…

— Отупляюще? — Усмехнулась Илона. Муж крякнул.

— Чёрт его знает. Споры с ним затягивают так, что обо всём на свете, кажется, забываю. — Нехотя проговорил Стенич и, помолчав, посетовал, — и дёрнуло же меня ему позвонить на самом деле. Ну что стоило сымитировать звонок, а? Проверил сына, называется.

— Да уж. Наломали вы с Володей дров. Как теперь с Кириллом объясняться будешь?

— Понятия не имею. — Признался Михаил. — Глупо всё получилось. По-идиотски.

— Думай. Парень-то перспективный, не зря твоя чуйка на него сработала. — Тихо проговорила Илона и почувствовала, как муж напрягся. — Что?

— Ты ещё не всё знаешь. — Вздохнул Михаил. — Тут, видишь ли, большой вопрос, чьё чутьё на кого сработало. Знаешь, что наш идиот сотворил сразу после "вразумления"?

— Ну? — Пришла очередь насторожиться Илоне.

— Выставил разбитые ТК на продажу. Со злости, и чтоб не было повода для общения с мальчишкой, по его собственным словам. И лоты были выкуплены спустя полчаса… неким Георгием Роговым.

— Это не ватажником ли нашего юного атамана?

— Им самым. — Удручённо подтвердил Михаил.

— Дела-а. Прямо, хевдингова воля, какая-то. — Заворожённо проговорила Илона. Муж неопределённо хмыкнул и женщина сразу его поняла. — Ну да, ты же не знаешь. У бояр есть… поверье? Нет, не так. И не верование… не знаю, как точно объяснить. В общем, все более или менее древние боярские и дворянские роды верят в особый вид удачи, присущей некоторым людям. Называют её везде по-разному. В Новгородских пятинах, в восточных германских марках, в Норвегии, Швеции и Дании, зовут волей хевдинга. В низовских землях, и от Дуная до Урала, кличут княжьей или боярской удачей. В Европе раньше звали карловым венцом, сейчас называют фельдмаршальской славой. И это не просто вера, не смейся. Мы знаем, что это свойство действительно существует. Более того, раньше к нему относились как к определённому качеству человека. Те же викинги, например, или дружинники. Для них хевдингова воля, то есть военная удача предводителя была таким же человеческим качеством, как смелость или хитрость, великодушие или слабоволие. Понимаешь?

— Ты серьёзно? — Удивился Михаил.

— Более чем. За удачливым вождём могли пойти, даже если он был незнатен, или откровенно беден. Если удача была достаточно велика, такого вождя могли даже правителем провозгласить, в обход права крови. Вспомни хотя бы историю Олега Вещего.

— Э-э… а что с ним не так? — Протянул Стенич.

— В договорах с Византией его называют великим князем русским, хотя своему предшественнику и повелителю он приходился шурином, то есть, братом жены Рюрика Гостомысловича, Ефанды. Из этого следует, что сам он не природный Рюрикович, но, тем не менее, это не помешало ему занять престол после смерти Рюрика и возглавить его дружину, хотя претендентов по крови Гостомысла было куда больше, и по лествичному праву, наследовать должен был кто-то из них.