Прощённые долги - Инна Тронина

– Нет. Ни первого, ни второго.

– Ты имеешь в виду человека в окружении Стеличека? – догадался Филипп.

– Да, именно. Мамедову и его подруге были нужны именно эти имена. Видимо, хорошо Митю тогда мы пощипали, – ухмыльнулся Озирский.

– Да уж, я знаю, что Инопланетянин ночами не спит, подушку грызёт, – подтвердил Готтхильф. – У него уже паранойя развилась. Конечно, понять можно. Действует «крот» в ближайшем окружении, а кто – непонятно. Я, конечно, не имею права задавать такие вопросы, но всё же интересно. Кто слил тебе эти автобусы?

– Вдова Сакварелидзе Арина. Но это – между нами. Я не могу отказать тебе – ведь ты спас меня уже дважды, – сурово сказал Андрей. – Она сделала это только лишь из любви ко мне, а не по каким-то другим соображениям.

– Я очень обрадовался, когда Зураба прикончили, – немедленно отреагировал Филипп. – И, уж поверь, Мите радеть не стану. Мы с ним смертные враги. И когда-нибудь наступит развязка. Дядю он мне, разумеется, не простит. Но и я, сложа руки, сидеть не стану. Как там получится, один Бог знает. Авось, и на сей раз Он поможет. – Филипп постучал по краю письменного стола. – А что касается Сакварелидзе, то это был настоящий злой гений. Его мозг просто фонтанировал разнообразными пакостными идеями. Он держал под каблуком Тер-Микаэльянца, номинального главаря этой группировки. А сам постепенно всё прибирал к рукам. Они ведь кузенами были, как мы с Тимом – сыновья родных сестёр. Разумеется, все средства в семье оставались по-любому, кто бы ни оказался наверху. Но Зураб просто характером гораздо сильнее Ншана был. А изображал его подчинённого – просто для прикола. И ещё для того, чтобы тень на плетень навести. Денег и наглости у Зураба хватило бы на то, чтобы весь базарный пирог сожрать. Для того и оружие закупали в огромных количествах. Вот. Всеволод, говорил я тебе – всё зло от баб! Сакварелидзе это с блеском подтвердил. Никто его не мог зашухерить, а собственная жена подвела под монастырь.

Готтхильф раскрыл блокнот Норы Келль, а Крафт с тревогой посмотрел на часы.

– Филипп, нам нельзя днём разъезжать в таком виде. Кроме того, у нас шинкари в багажнике. Ты об этом подумал?

– Сейчас поедем! – махнул рукой Обер. – Смотаемся ненадолго на Невский. – Он поймал вопросительный взгляд Захара. – Ювелира нельзя в живых после этого оставлять. Наступил змее на хвост – руби её надвое…

Филипп говорил, а сам читал записи, и постепенно менялся в лице. Горбовский, заметив это, заглянул через плечо Филиппа с серебряным погоном. Потом стал читать вслух, поднимая брови всё выше и вытирая лоб носовым платком.

– «После пяти минут полной обездвиженности внезапно risus sardonicus, сардонический смех», – перевёл Филипп с латыни.

Андрей, откинувшись на подушки, слушал очень внимательно. Грачёв, жадно дыша морским воздухом через открытую форточку, никак не мог прийти в себя после разоблачения сестры. Он не ручался, что, когда увидит Дарью, совладает с собой и не совершит непоправимое.

– «Тонические судороги, по 10–15 секунд в течение семи минут с короткими перерывами. Зрачки расширены, но реакция на свет сохраняется. Мышечная гипертония, сухожильные рефлексы снижены. Сознание сохраняется. Дыхание поверхностное, учащённое. На восьмой минуте проливной пот, расслабление мышц, постепенное сужение зрачков. Температура субнормальная, тахикардия (100–110 уд. в минуту). При наличии опостотонуса и судорожного сокращения мышц живота переломов костей и разрывов мышц не произошло (в отличие от образцов Д.Д. № 5). Судороги дыхательных мышц, мышц глотки и гортани к асфиксии не привели (летальный исход у образца В.К. № 9). Результат опыта отрицательный. Целесообразно повторить инъекцию. Образец А.О. № 1 обладает всеми качествами, которые необходимы для проведения дальнейших исследований. Его хватит надолго…»

Больше записей не было. Филипп поднял голову, хотел что-то сказать и не смог. Его челюсти сжались, будто он попробовал собственного зелья. Пот тёк по лицу, капал с подбородка на мелованный лист блокнота, испещрённый красивым женским почерком с завитушками. В отличие от прочих медиков, Элеонора писала разборчиво.

– Андрей… – Готтхильф проглотил слюну. – Ты всё рассказал? Ничего не утаил?

– До главного я так и не могу добраться – вы всё время меня сбиваете с мысли. – Андрей завернулся в одеяло. Его трясло, и на щеках расплывались малиновые пятна.

Захар заметил это и решительно встал со стула.

– Сейчас же звоню в «скорую»! Андрей, ты можешь хоть разорваться, но я вынужден сделать это. Совсем с ума сошёл – такое скрывать! Чего она тебе наколола, неизвестно…

– Захар, мне не хочется объясняться под протокол. По крайней мере, в ближайшее время. Тем более что дело связано с массовым убийством, поджогом дома и всем таким прочим. Если бы меня избавили от дачи показаний, то я, возможно, согласился бы ехать в больницу.

– Ты имеешь право попросить не возбуждать уголовное дело. Тем более что все виновные уже погибли. А кто их прикончил, ты, находясь без памяти, не видел. Ответчиков нет в живых, а потому допрашивать тебя так уж срочно никто не станет. – Горбовский высунулся в коридорчик. – Ликушка, солнышко, дай телефон. Минутку, – он повернулся к своим гостям. – Если Сысой, мой младший, к себе не утащил, жена сейчас принесёт.

– Так что же у тебя осталось главное? – напомнил Грачёв, подсаживаясь к Озирскому.

Филипп уже стоял, расстегнув ворот чёрного, с серебром, кителя, и читал другие записи Элеоноры Келль, относящиеся к Андрею. От аккуратных строчек, изобилующих медицинской терминологией, веяло тёмным ужасом.

– Али Мамедов предупредил, что, если я не признаюсь, буду отправлен в какую-то лабораторию, в область. Там, по его словам, Элеонора с компанией проводили эксперименты на живых людях. Все препараты, синтезируемые подпольно, они считают нужным испытывать на «брёвнах». Так называются подопытные люди на японском спецжаргоне. Немцы называли их «мышами».

– Да что ты говоришь?! – Захар застыл с телефонным аппаратом в руках. – Ты не перепутал? Это точно?

– Точно. – Андрей потерял последние силы и теперь лежал пластом. – Я только под твоё честное слово соглашаюсь ехать в больницу. А там я никаких показаний не дам, слышишь? И всех вас попрошу никому лишнего не рассказывать.

– Уж как-нибудь, – проворчал Филипп. – Пожалуйста, Захар Сысоевич, что творится в наше время! Вам бы не старых мундиров бояться, а новых врачей-убийц!

– Прямо голова разрывается. – Горбовский потёр лоб ладонью. – Андрюш, что же это за опыты на людях? И ведь даже нигде не промелькнуло ни разу…

– Потому, что оттуда не было выхода, – объяснил Озирский. – А с Норой работали только доверенные люди. Мамедов сказал, что разные препараты, в том числе и «Г», вводят людям, неизвестно как туда попавшимся. Вероятно, кто-то из потеряшек может там отыскаться. Мамедов хвастался, что материала у Норы предостаточно. Люди сейчас пропадают пачками, и никто их толком не ищет…

Андрей слабо поморщился, и Тим наклонился к нему.