13 сектор. Следствие против знатоков - Михаил Левандовский

— Черт.

Мне захотелось вскочить с койки, однако ноги, ребра, легкие и главные пострадавшие — почки — дали о себе знать.

— Ничего. Я, конечно, таких вещей не делаю, но он меня возмутил. Я задержал его на три дня. Все-таки дача принадлежит ему, и хранилось там много всякой всячины, включая тебя. Пришить я ему, конечно, ничего не могу. Он ведь бывший мент.

— Ну да.

— Свои два дня он сидит в специальной камере для бывших милиционеров, и завтра полагается отпускать, срок выходит. Скажу тебе по секрету, что сегодняшнюю ночь он проведет в обычной камере. Ну и как мы с этим не боремся, а утечки информации все время случаются.

Я поежился. Может, это станет проявлением некой высшей справедливости?

— Я пойду. — Он вышел. — Выздоравливай.

Из-за прозрачных дверей палаты показались головы Роберта, Светы и Юльки.

— А у нас много вкусного, — подмигнул Роберт.

— Не пущу. Идите отсюда к чертовой бабушке, — сказала низким голосом рыжеволосая медсестра. — Через несколько дней приходите.

Дверь закрылась. Я попытался заснуть. Нормальное обезболивающее дает снотворный эффект.

Спустя неделю мои ребра и почки не столько бунтовали, сколько выражали внутренний кухонный протест против несправедливости бытия. Ноги заживали. Слышало, по-прежнему, лишь одно ухо, да и то — паршиво. Пора бы уже выздоравливать.

Зазвонил телефон. Я переместил его к здоровому уху.

— Что-что?

— Что ты орешь? Орешь-то что?

— Слышу плохо. Кто это?

— А что, не видно?

— Не видно. У меня симка новая. Каждый номер снова записывать приходится.

— Тимур.

— Какой Тимур? — хотел спросить я, но понял: именно тот, с чьей рекомендации началась острая фаза моих приключений. — Привет, рад тебя слышать.

— Прости, с моей подачи ты ввязался…

— Ладно, как ввязался, так и вывязался. Не все так плохо, уже выздоравливаю.

— А ходить будешь?

— Ходить могу.

— Можешь ко мне прилететь?

— На север? У меня воспаление легких недолеченное.

— Да нет, снова.

— Куда?

— Где мы были, в Берлин.

— Когда?

— Завтра не можешь?

— Слушай, я в больнице.

— Приезжай послезавтра. Жду тебя в Берлине. Перезвони. Но, если реально не можешь, не приезжай.

Тимур повесил трубку. Вот интриган хренов!

На этот раз деньги у меня были, но не так-то много — после выкупа машины я разделил полученную сумму на три части. Треть забрал Роберт, треть общими усилиями мы отдали Юле. Честное слово, засунуть ей деньги за подвязку было, кажется, проще. Я сказал, что эти деньги — оплата за содержание собаки. Подружившиеся Даррелл с Лобеном громили квартиру в Красногорске в восемь лап, два хвоста и много-много острых зубов. Из-за появления Даррелла у Лобена случилась вторая молодость. В общем, складывалось ощущуение, что зарабатывать на ремонт Юлиной съемной квартиры мне придется еще долго.

Юля утащила еще три стопки книг из моего дома (вернусь — убью!), иногда ходила на работу в «Ублюдки» и соблазняла девушку с блудливым взглядом пойти поработать в «Распутье». Комиссионные ей там обещали, что ли?

В Берлине мне позвонил Тимур.

— Прилетел?

— А как же! Да, кстати, ты не сказал, где именно в Берлине. В «Мондиале», надеюсь?

— Нет, не в «Мондиале».

— А где?

— В Потсдаме.

— А Потсдам-то почему?

— Приедешь — узнаешь.

Поезд довез меня до окраины Потсдамского парка. Я смотрел на желтые осенние листья и думал: «У нас декабрь и метели, а у них осень золотая. Европа… И где в мире справедливость?» Вот он, Новый дворец, красная громада короля Фридриха. И опять не успеваю зайти. Я настолько любил берлинские электрички, что доехал до Потсдамского парка с самого дальнего конца… Ботанический сад. Тут очень хорошо дышится, даже зимой.

Длинная оранжерея, засаженная экзотическими пальмами, которые привезли сюда еще в восемнадцатом веке, чтобы потешить берлинских курфюрстов, позднее ставших прусскими королями. Мельница в двухстах метрах от дворца, которую король так и не смог снести. Говорят, когда мельник не согласился на предложенные ему деньги, король посмотрел на него мрачно и спросил: а если я снесу ее просто так? «В Пруссии есть королевский суд, Ваше Величество», — ответил мельник. Мельница осталась за хозяином. Она и сейчас стоит у входа в маленький скромный Сан-Суси.

Весь Версаль Фридриха Великого можно обойти минут за сорок. Король прекрасно умел сочетать хороший вкус и экономию, которую другие монархи называли скупостью. Может быть, само здание и было скромным. Но какой великолепный каскад вел к фонтану внизу…Зайти во дворец, что ли? Он небольшой…

Когда, уже на выходе, я покупал сборник сонат короля Фридриха для флейты — не себе, в подарок, — зазвонил телефон.

— Ты где? — спросил Тим.

— Я в городе.

— Кирху знаешь?

— Гарнизонный собор?

— Нет, кирху вдоль главной улицы.

— Знаю.

— Иди по ней, в итальянский ресторанчик справа.

— Окей, через полчаса буду.

— Мы ждем тебя через десять минут.

— Кто мы?

— Увидишь.

— Ждите сколько угодно, я инвалид. Буду через полчаса.

Получился компромисс — в небольшой итальянский ресторанчик я входил спустя двадцать минут. Отмечу, что продираться сквозь ряды рождественского базара было очень непросто.

Европейцы умеют бороться с темнотой. В самое темное время года европейские города расцветают иллюминацией. А запах глинтвейна внушает уверенность в будущем.

На столе стояли две тарелки с лапшой и початая бутылка красного. Тимур был один.

— Так кто тут «мы»?

— Мы это мы, Саша. — Из комнаты для мужчин вышел огромный, уверенный в себе, холеный Александр Георгиевич Щукин.

— А почему мы должны встречаться здесь?

— Я проездом в Берлине был, попросил Тимура отсюда позвонить.

— Я могу в метро спуститься и такси взять. Почему не в Москве?

— Видишь ли, Саша, как бы тебе сказать…

— Скажите.

— Видишь ли, как ты от нас ушел…

— Это «ушел» называется?

— Все документы покойный Владимир Николаевич в папочку упаковал и мне отдал. А копию той папочки — Фридриху Карловичу. Мол, смотри, как я добро защищаю хозяйское.