Тяжелый понедельник - Санджай Гупта

Сун Пак сидел на крыльце и рассказывал Пэт забавные истории о Джордже Виллануэве. После того случая в ресторане, когда они впервые за много лет от души рассмеялись, смех стал частью их жизни. «Как-то раз он пришел в китайский ресторан со шведским столом, — говорил Сун. — Он съел столько, что хозяин вышел из кухни и прогнал Кота из своего заведения. — Пэт рассмеялась. — Но он был необыкновенным человеком. Всякий раз, входя в ресторан, он выбирал посетителей победнее и платил за них».

Пэт улыбнулась — Я люблю тебя, Сун, и мне нравится, что ты так вспоминаешь своего коллегу.

Сидни вошла в свой новый кабинет и увидела оставленную Хутеном фотографию. Сидни сняла ее с полки и смахнула пыль с рамки. Она вгляделась в лицо Хутена на снимке и произнесла, беззвучно шевеля губами: — Спасибо, Босс, спасибо за все.

Сидни опустилась в кресло, которое Хардинг Хутен занимал все время, что она работала в больнице. На оголенных, кремового цвета стенах виднелись отверстия от гвоздей, на которых совсем недавно висели фотографии, отмечавшие вехи профессионального и личного пути Хардинга Хутена. Хутен — старший резидент. Хутен с президентом Клинтоном во время визита последнего в больницу Челси. Хутен на выпускном вечере сына — юноши, одетого в мантию и шапочку. И так далее. Те места, где раньше висели фотографии, выделялись на стене яркими пятнами. Солнце пощадило их, и эти пятна производили какое-то странное, почти жуткое впечатление. Эти прямоугольники, обрамлявшие кресло, выглядели как призраки карьеры Хардинга Хутена. Сидни вспомнила, что когда-то читала о том, что сброшенная на Нагасаки атомная бомба, превратив в пар проходивших по мосту людей, оставила на мостовой их тени.

Тень Хардинга Хутена упала на Сидни Саксену, когда она села в его кресло. Она обожествляла этого человека, преклонялась перед ним. Случайно услышав, как один врач рассказывал другому, что старый хирург допустил ошибку, ускорившую его уход, Сидни не поверила своим ушам. Решила, что это розыгрыш, дурная шутка, злая сплетня. Человек, предъявлявший к себе и другим такие высокие требования, как Хутен, не мог совершить такого грубого промаха. Но он его совершил. Это было предостережение — предостережение ей, всем врачам. Никто не застрахован от ошибки. Даже великий Хардинг Хутен.

Когда Сидни пришла в кабинет, там уже хозяйничали рабочие, менявшие замки в ящиках стола. Они вручили Сидни комплект новеньких сияющих ключей и оставили пестрый диск, пообещав перекрасить кабинет, когда она выберет понравившийся ей цвет. Сидни чувствовала себя предательницей, отступницей от культа Хардинга Хутена. Не меньше, чем новостью о его ошибке, она была поражена самим фактом своего назначения его преемницей.

Этот день вообще был полон сюрпризов. Повинуясь непонятному импульсу, она заехала на детскую площадку, которую посещала только по дням своего рождения, и впервые ощутила желание иметь своих детей. Это открытие потрясло ее еще больше, чем назначение на место Хутена. В конце концов, она сама хотела занять место главного хирурга и упорно шла к этой цели. Этого повышения она ждала, но думала, что ждать ей придется еще как минимум лет десять. Внезапно нахлынувшее желание иметь детей поначалу шокировало ее, но вид любви, связывавшей матерей с их дочками, вызывал почти непреодолимое желание ее познать. Она представила себе, как сидит здесь на скамейке, радуется каждому достижению ребенка, утешает его после падений, кормит конфетками. Непонятно почему, но теперь она вдруг почувствовала, что готова к этой роли.

Потом она подумала о Макманусе. Представила его в роли отца, и в этот момент в дверь постучали.

— У тебя не горят уши? Я только что думала о тебе.

— В самом деле? Я всегда думал, что уши горят у тех, о ком говорят, а не думают.

— Не верь всему, что пишут в «Архиве внутренней медицины».

— Вероятно, ты нашла хирургическое решение проблемы — например, резекцию пылающих ушей?

— Очень смешно.

— Умолкаю. Но я пришел сюда не за этим. Ты не хочешь сегодня отпраздновать свое назначение в узком кругу, у меня дома?

— Звучит заманчиво, — ответила Сидни, отметив слова «у меня дома». Их отношения вступали в новую фазу, и она вовсе не собиралась этому противиться.

Собравшись уходить, Макманус задержался возле фотографии на полке. Сидни и Хутен. На фото они стояли, как близнецы. В одинаковых позах.

— Откуда эта фотография?

— Я не знаю.

— Похоже, что он специально оставил ее здесь.

— Да, я даже в этом уверена. Но откуда он мог знать, что я займу его место? — Голос ее предательски дрогнул.

Наступает новая эра больницы Челси. На компьютере она напечатала повестку дня: «Ошибки в выборе места трепанации черепа при черепно-мозговых травмах». Потом подошла к пульту и отправила сообщение на пейджеры всех сотрудников: «311.6».

Был четверг, но Сун Пак решил взять выходной. Пусть резиденты поварятся в собственном соку. Химиотерапия не доставляла ему особых хлопот. Он не уставал и не чувствовал тошноты. Просто сегодня ему захотелось остаться дома. У дочек начались каникулы, и Пак решил побыть с ними. Стоял необычайно теплый для декабря день. На термометре было около двадцати градусов тепла. Девочки убежали во двор и принялись самозабвенно крутить пестрые обручи. Сун не переставал удивляться, как им удается беспрерывно и без всяких усилий вращать хула-хуп на узких бедрах.

Дочки заулыбались, видя, что отец наблюдает за ними в окно кухни.

— Папа, смотри! — закричали они.

Еще месяц назад Пак поругал бы их, велел бы заняться чем-нибудь полезным — например, почитать, потренироваться в игре на скрипке и виолончели. Заняться тем, что поможет им в дальнейшей жизни. Тем, что подготовит их к будущему. Но теперь он взял стакан апельсинового сока, вышел на крыльцо, сел на стул и стал просто наблюдать за ними.

Из дома вышел двухлетний сын, решительно направился к сестрам и попытался схватить хула-хуп, который вращала Натали. Девочка остановилась, сняла обруч и отдала его братику. Мальчик несколько секунд внимательно рассматривал незнакомый предмет, а потом надел его на себя через голову.

— Делай так, — сказала Эмили и показала, как крутят обруч. Мальчик отпустил обруч и завилял бедрами. Обруч упал на землю. Девочки засмеялись. Сын попробовал еще раз, и обруч снова упал.

К брату склонилась четырехлетняя Натали. Она надела обруч мальчику на талию и раскрутила его.

— Готово, давай! — крикнула она. Мальчик с невероятно сосредоточенным лицом принялся вращать тазом. Обруч снова упал.

— Я его покрутил! — Радостно кричал ребенок. — Я его покрутил! Пак смотрел на эту сценку и думал, что в жизни иногда случаются вещи, к которым оказываешься не готов. Например, опухоль мозга. Или играющие декабрьским днем во дворе дети. Это были моменты, на которых надо было учиться, их надо было смаковать. Как это по-английски? Он вспомнил свою заветную кассету: «Savor: to taste anf enjoy completely».