Правила счастливой свадьбы - Антон Чиж

Из-за двери долетал приглушенный голос Вейриоль. Мадам кому-то строго выговаривала. Пушкин молчал. Так долго, что Астра обернулась.

– Задумались, насколько облик графа и душа его противоположны?

– Интересная мысль, – ответил он. – Позвольте узнать: откуда вам стало известно о пороке графа?

Астра даже фыркнула от такой наивности полиции.

– В записке ясно написано: ваш жених…

– В пансионе кто или что указывало именно на него?

– Так ведь… – начала Астра и запнулась, будто стараясь вспомнить. – Но ведь об этом шептались на каждом углу…

– Можете дословно повторить слух?

Она усмехнулась:

– Если вас волнует девичья болтовня, извольте… Хотя не ручаюсь за дословную точность, все-таки два года прошло… Итак, воспитанницы под большим секретом сообщали друг дружке, что, если нужны деньги, граф Урсегов знает простой способ заработать. Надо лишь дать объявление с особым текстом за подписью Алой Ленты…

– К графу требовалось обращаться напрямую?

– Ну конечно нет…

– Простите, что спрашиваю: Бутович говорила вам, что… – Тут Пушкин запнулся, чтобы не оскорбить неверным словом девичью невинность, которую только что спас. – Что именно граф получил от нее желаемое?

– Конечно нет! – возмутилась барышня. – Разве о таком говорят! Да если бы я знала наверняка, упала бы отцу в ноги, чтобы не выдавал за графа. Какой позор: стать женой любовника твоей соученицы…

– Делаем вывод: нет подтверждения, что Бутович лишил невинности граф Урсегов.

Астра глянула на него как мать на неразумного карапуза.

– Какой вы смешной, Алексей Сергеевич… И охота вам копаться в этой грязи… Что за мерзкая полицейская служба…

Пушкин не стал оправдывать службу в сыскной полиции. Есть служба, которую не выбирают. Есть служба, которая выбирает.

– Хорошо, оставим малоприятную тему, – сказал он. – Зачем вы морочили голову молодым людям, называясь именами ваших знакомых по пансиону?

Вопрос заставил Астру высунуть голову из теплого кокона.

– И об этом знаете? Ну и ну… От тоски и печали вздумала проверить свои женские чары на молодых людях… Разве это преступление?

– Почему использовали имена Лабзовой и Маклаковой?

– В гостиной маменька с Василисой сидели над конторской книгой, обсуждали фамилии: кому сколько выплачивать, вспомнила про этих глупышек… Пошла на прогулку, назвалась одной из них… На другой день опыт повторила… Потом стало скучно… Ну и довольно, допрос – так утомительно.

– Позвольте последний вопрос.

Из одеяла высунулся пальчик и строго погрозил.

– Последний, господин полицейский…

– Вы знали, что Бутович сегодня выходит замуж?

Она молча уставилась на ковер, на котором виднелись следы шампанского.

– Знать ее не желаю…

– Свадьбы не будет, – сказал Пушкин. – Вчера она была отравлена здесь, в этой примерочной. Умерла в мучениях, у меня на руках.

Астра резко повернула к нему лицо.

– Вы шутите? Хотя нет… Полицейские не умеют шутить… Марина погибла? Она же должна была выйти за приятеля графа, нам тетушка, мадам Капустина, рассказывала, что устроила свадьбу… Какой ужас…

– Знакомы с ее дочерью?

– Какой дочерью? – Барышня явно не поняла вопроса.

Пушкин пояснил, о ком спрашивает. Астра не смогла скрыть удивления:

– У тетушки дочь имеется? Ну и ну… Вот это сюрприз… И подумать не могла… Но вам-то все известно… Ладно, заговорились мы… Платье готово? – крикнула она.

– Готово! – ответили за дверью.

Астра слезла с дивана, укутанная одеялом.

– Не говорите маменьке, Алексей Сергеевич, – попросила она.

Пушкин дал слово молчать обо всем, что здесь произошло.

– Вы хороший… Добрый… Честный… Гая права… Влюбилась в вас, как кошка, места себе не находит… Жаль, что вы старик и я вас не люблю…

– Я тоже вас не люблю, мадемуазель Бабанова. Между нами пропасть лет.

– Вот и объяснились! – Астра подмигнула ему. – Еду в баню… По традиции нашей семьи невесту перед свадьбой полагается выпарить. Знаете, кто будет меня мыть? Ваша родственница, баронесса. Стала моей дружкой. Как мило… Ну, пора…

И одеяло, скрывавшее нижнее белье, соскользнуло с ее плеч.

Пушкин целомудренно отвернулся.

* * *

Подвинув почтовый конверт, будто совал взятку, портье Сандалов кивком указал на холл. Агата обернулась. Закинув голову на спинку кресла, дремал граф Урсегов, отвалив челюсть и похрапывая.

– Уже часа два как дожидается, – многозначительно пояснил Сандалов.

Агата взглянула на конверт. Кроме надписи «Баронессе фон Шталь» других не имелось. Клапан плотно заклеен.

– От него?

– Никак нет-с, принес мальчишка-посыльный…

Она могла проскользнуть в номер, переодеть платье для визита в баню и последующего ужина. И скрытно, по черной лестнице покинуть гостиницу. Граф ничего бы не узнал. Безмятежно и проспал бы до вечера. Но разве можно упустить добычу, которая сама шла в руки? Добычу такую легкую, что сама просилась в капкан. Опустив конверт в сумочку, Агата вошла в холл.

Модный пиджак графа распахнулся так свободно, что хватило бы одного движения, чтобы бумажник исчез из внутреннего кармана. Возможно, в нем прячутся изобличающие улики. Руки помнят, холл почти пуст, только нагнуться – и готово… Шальную мысль Агата отогнала. Такой подарок Пушкин не примет, а, пожалуй, упечет за решетку. И не придется погулять на его свадьбе. Какая жалость, право слово…

Расправив юбку, она села в кресло напротив и легонько похлопала.

– Мой милый граф…

Урсегов вздрогнул, ошалело мотнул головой, заметил прекрасную баронессу и, запутавшись в ногах, вскочил, чуть не свалившись. Еле ухватился за спинку кресла.

– О, мадам! Наконец-то! – воскликнул он и припал к ручке, которую ему милостиво подали.

– Отдыхаете после позднего завтрака? – спросила Агата, с некоторым усилием вырывая ладонь, покрытую поцелуями.

– Что вы! Про еду и думать не могу! – радостно сообщил граф, при этом усевшись на краешек кресла и подогнув ноги. – Одна мысль пожирает меня…

В таком водевиле Агата играла много раз. Роли были расписаны давно и безнадежно. Она играла главную, а все прочие мужчины играли одинаково скучно, бездарно и однообразно. Что купцы, что офицеры, что аристократы. Как будто их учили по одному учебнику: «Как соблазнять барышню, чтобы вызвать у нее отвращение».

– Что же это за мысль? – сказала она, томно сощурив глаза.