Братство рун - Михаэль Пайнкофер

— Нет! — Мэри вскочила с места.

— У тебя был выбор, дитя мое. Тебе не стоило выступать против нас.

На один миг она застыла, потеряв понимание происходящего из-за такого цинизма. Ужас охватил ее, и она бросилась к окну, выглянула во двор. Там внизу пылал яркий костер, от него поднимался серый дым к утреннему небу, а вместе с ним обрывки листов бумаги, которые подхватил наверх теплый воздух.

Мэри не могла сдержаться, чтобы не заплакать. Там действительно горели книги, ее книги. Слуга только что вынес из дома еще несколько штук и бросил их в жаркое пламя.

Мэри развернулась и выбежала из салона. Большими шагами она бежала по коридору и по лестнице во двор. Китти спешила ей навстречу со слезами на глазах.

— Миледи! — закричала она. — Прошу, простите меня, миледи! Я хотела помешать им, но не могла. Они просто забрали книги!

— Все в порядке, Китти, — успокоила Мэри, сдерживаясь из последних сил. Потом она спустилась по лестнице вниз во внутренний двор и наблюдала за тем, как стопки ее любимых книг предавались огню, среди них и труд о шотландской истории, который ей подарил сэр Вальтер. Молодого человека с длинной кочергой швырявшего в костер книги, она знала. Это был Шон, кузнец, с которым она танцевала вчерашним вечером на его свадьбе.

Отчаяние охватило Мэри. Она побежала, чтобы спасти, то что еще можно было спасти, она хотела голыми руками достать из огня остатки ее любимых книг. Молодой человек преградил ей дорогу.

— Миледи, не надо, — попросил он.

— Дай мне пройти! Я должна спасти свои книги.

— Здесь нечего больше спасать, миледи, — печально сказал кузнец. — Мне очень жаль.

Мэри остановилась перед пламенем и смотрела застывшим взглядом на полыхающий костер, видела «Айвенго» и «Деву озера», охваченных ярким огнем. Бумага корчилась, едва только пламя доходило до нее, и превращалась в черный цвет, чтобы потом рассыпаться пеплом.

— Почему ты сделал это? — прошептала Мэри. — Эти книги были всем, что у меня было. Они были моей жизнью.

— Мне очень жаль, миледи, — ответил Шон. — У нас не было выбора. Они пригрозили нам, что подожгут дома наших родных и прогонят нас с нашей земли, если мы не сделаем этого.

Мэри посмотрела на кузнеца. Ее перекошенное лицо не имело больше ничего общего с дамой, но она не стыдилась своих слез. То, что причинила ей Элеонора Ратвен, было самое подлое, что случалось в ее жизни.

Разбойники на мосту нацелились заполучить ее имущество и деньги, Элеонора же хотела большего. Она хотела разрушить жизнь Мэри, рассматривала ее саму как собственность, с которой она может обращаться по своему усмотрению и изменять по мере необходимости.

Среди печали и запретов, которые окружали ее, чтение было для Мэри как бегство в другой, лучший мир. Как она должна выжить без книг, оставалось для нее загадкой.

— Прошу, миледи, — сказал Шон, который увидел отчаяние в глазах Мэри, — не сердитесь на нас. Мы не может ничего изменить.

Мэри не спускала с него глаз. В первый момент она действительно испытала к молодому человеку необузданный гнев и безмерно разочаровалась в нем и его собратьях. Но теперь ей стало ясно, что Шон и другие слуги не могут воспрепятствовать этому. Они боятся за свое существование и сделали лишь то, что должны делать, чтобы защитить себя и свои семьи.

Мэри перевела взгляд вверх и посмотрела на окна салона в главном здании. Она как чувствовала, что увидит там Элеонору Ратвен.

Сухопарая женщина стояла у окна и высокомерно смотрела на нее сверху вниз, и на ее бледном лице она прочитала довольную улыбку. Ее кулаки сжались, и впервые в жизни Мэри испытала ненависть.

Бросив последний взгляд на свои дорогие сердцу книги, полностью охваченные огнем, она мысленно попрощалась с ними. Потом она развернулась к ним спиной и с высоко поднятой головой удалилась со двора, чтобы не дать еще один повод для триумфа своей будущей свекрови.

Китти сопровождала ее, и обе еле сдерживали слезы, чтобы не разрыдаться. Лишь когда Мэри оказалась снова в комнате, она дала волю чувствам, и хотя Китти сделала все, чтобы утешить ее, она еще никогда в своей жизни не чувствовала себя такой одинокой и покинутой.

Ее книги были для нее жизненным эликсиром, глотком свободы. Даже если ее тело находилось в путах, дух оставался свободным. Читая, она уносилась в далекие страны и времена, куда никто не мог последовать за ней. Эта свобода, даже если она была всего лишь иллюзией, помогала Мэри не отчаиваться.

Как же она теперь должна была жить? Как выстоять перед подавляющим напором в замке Ратвен без написанного слова, которое окрыляло ее фантазию и даровало ей утешение и надежду?

Отчаяние Мэри было безгранично. Она не выходила из комнаты целый день, и никто не приходил, чтобы позвать ее.

В какой-то момент ее слезы иссякли, и, устав от забот, ярости и возмущения, Мэри заснула. И пока она спала, она снова видела странный сон, унесший ее в далекое прошлое…

Гвеннет Ратвен искала одиночества. Она не могла больше слышать разговоры своего брата и его друзей о том, что Шотландия в огромной опасности, что Уильям Уоллес, которого они все называли только как «Храброе Сердце», предатель, что он стремился к королевской короне и его нужно осадить, что в дальнейшем только эрл Брюс мог стать королем Шотландии, и любыми средствами должна быть одержана победа над англичанами.

Гвенн устала от всего этого.

Еще при жизни ее отец вел такие разговоры, он всегда говорил, что нужно прогнать англичан из Шотландии и посадить нового короля. То, что он дружил с Уоллесом, не меняло дела. Он сложил свою голову на поле битвы, как и многие другие знатные шотландцы, и Гвенн не могла видеть, что его смерть повлияла на что-либо. Наоборот. Кровопролитие и интриги распространились еще больше.

Уоллес обещал прогнать англичан из Шотландии, но это ему не удалось; в то время как он вторгся на землю противника и завоевал город Йорк, на берег высадились английские войска и заняли Эдинбург; с тех пор оккупанты только продвигались вперед.

Кровь и страдание было тем, что принесло восстание, но вместо того чтобы сделать из этого выводы и учиться на ошибках своего отца, ее брат Дункан был уже готов ввязаться в новый мятеж, затеять новое кровопролитие.

То, как изменился Дункан за эти последние месяцы, не нравилось Гвеннет. Он стал взрослее, взвалил на свои плечи большую ответственность, но дело было не только в этом. Если он говорил, то делал это надменно и свысока, и странный блеск появлялся в его глазах, красноречиво говоривший, что он мечтал о гораздо большем, чем о скромной участи вассала английского короля.

Гвенн не знала, что точно замышляет ее брат, но у нее было не много поводов расспросить его об этом. Но она понимала, что он что-то задумал вместе с этими странными и таинственными людьми, с которыми он был связан последнее время.