Париж - Эдвард Резерфорд

Его забавляла мысль, что они с Эдит попали на открытие, а месье Ней с Ортанс – нет.

И всю эту толпу (за исключением американцев, разумеется) объединяло два чувства. Во-первых, восторг оттого, что вот-вот они увидят всемирно известное представление. И во-вторых, неуверенность относительно того, что именно им предстоит увидеть.

Начало, правда, было довольно предсказуемым: большой парад всей разноцветной, разношерстной труппы. По арене шагали ковбои со свистящими лассо, величественные индейцы в перьях и боевой раскраске, мексиканцы, охотники-канадцы – французские канадцы, само собой, со своими хаски, то есть все эффектное, удалое, необыкновенное, что только можно найти на бескрайних диких просторах Северной Америки. Зрители были восхищены. Затем вышла девушка, Энни Оукли, со стрелковым оружием. Публика вежливо приветствовала ее, мало что о ней зная. И наконец, сам герой Запада, величайший шоумен своего времени Буффало Билл верхом на лошади, в штанах из оленьей кожи и большой ковбойской шляпе, из-под которой развевались длинные волосы, – галопом он ворвался на арену, сделал круг и грациозным размашистым жестом отсалютовал президенту Франции.

Зрители взревели. Пока представление оправдывало свою славу.

Тома предложил Эдит пакет воздушной кукурузы, который купил на входе.

– Что это? – неуверенно спросила она.

– Не представляю. Это что-то американское. Попробуй.

Она попробовала и состроила гримасу. Но через несколько минут ее рука снова нырнула в пакет.

Первой инсценировкой из истории Дикого Запада было нападение краснокожих на пионеров. Постоянный участник – человек, которого природа наделила голосом удивительной мощи, – зачитывал текст так громко, что было слышно всем зрителям; охотники выстраивали свои повозки кругом; индейцы улюлюкали – верховая езда и представление были выше всяких похвал.

Была только одна проблема.

– Что происходит? – спрашивала Эдит. – Что это значит?

– Не знаю, – отвечал Тома.

Как не знал никто из зрителей, за исключением американцев разумеется. Дело в том, что хотя чтец обладал мощным голосом и неделями репетировал французский перевод своего текста, его произношение было настолько далеким от правильного, что для публики его слова явились еще большей загадкой, чем сам Дикий Запад. Под звуки трубы примчалась на помощь американская кавалерия, а французские зрители понятия не имели, кто эти люди в форме и зачем они выскочили на арену.

Волнующая сцена подошла к финалу, а трибуны молча ждали.

– Это конец? – шепнула Эдит. – Пора аплодировать?

– Давай подождем, когда кто-нибудь захлопает, – решил Тома.

Бо́льшая часть публики оказалась перед той же дилеммой. К счастью, начали хлопать американцы, и тогда все с радостью подхватили. Но это был не тот прием, к которому привык Буффало Билл.

Зрители ждали следующей сцены и приготовились напрягать слух, чтобы расшифровать хоть что-нибудь из слов чтеца, ведь им так хотелось, чтобы развлечение удалось. И были удивлены, когда вместо всадников на арену вышла стройная молодая женщина в сопровождении нескольких помощников, тащивших столик и оружие.

Тома нахмурился. Первая часть, по крайней мере, была зрелищной. Молодая дама выглядела приятно, но не слишком увлекательно. Он очень надеялся, что Эдит не будет разочарована представлением.

Девушка оглядела публику и, должно быть, уловила царившее на трибунах настроение, однако не утратила самообладания.

В небо взвился стеклянный шар. Едва глянув на него, девушка подняла винтовку и выстрелила. Шар разбился на тысячи осколков. Определенно неплохой выстрел. Еще один шар, и вслед за ним второй. Два выстрела, последовавшие друг за другом так быстро, что это казалось невозможным. Оба стеклянных шара взорвались. Здорово, ничего не скажешь. Девушка подошла к столу и поменяла оружие. Пока она занималась этим, в небе оказалось три шара, все в разных сторонах. Три выстрела – три попадания.

И началось. Стеклянные шары, глиняные голуби, игральная карта, сигара, предметы с трибун, вещи, подброшенные в воздух перед ней, за ее спиной, все быстрее и быстрее, то выше, то ниже. Она хватала ружья со стола и бросала их обратно с ошеломительной скоростью. Генералы выпучили глаза, аристократы вытягивались вперед со своих мест, дамы роняли вееры. Энни Оукли не промахивалась. Ничего подобного никто не видел. Послышались крики восторга, люди вскакивали со скамеек. И когда она разрядила все оружие и в облачке порохового дыма поклонилась зрителям, публика взревела и стала бросать ей под ноги носовые платки.

Она весело убежала прочь, и публика расселась на места.

А потом Энни вновь вернулась, но теперь верхом. Она скакала по кольцу арены и расстреливала шары, взлетавшие вокруг нее в воздух. Потом в дело пошли серебряные французские монеты, блестевшие на солнце. Она прострелила и их. К этому моменту публика дошла до неистовства – и это понятно, ведь то, что они видели, казалось волшебством. Энни Оукли была, вероятно, самым метким стрелком в мире.

После этого сердца зрителей были окончательно и бесповоротно завоеваны. Они приветствовали мексиканцев, и бизонов, и индейские сражения, и освоение Запада. Пусть они не были уверены в сути того, что им показывали, это было уже не важно.

Представление Буффало Билла имело огромный успех.

И это было вполне объяснимо. Может, американцы и говорят с чудовищным акцентом, но не являются ли две страны единомышленниками в историческом плане? Франция, по тем или иным причинам, помогла американским колониям освободиться от владычества Англии во время Войны за независимость, которая в свою очередь вдохновила французов на то, чтобы устроить собственную революцию с еще большим размахом. И если Французская революция боролась за Свободу, Равенство и Братство, то не эти ли же ценности проповедовал американский Дикий Запад?

Наверняка кто-то из зрителей подумал о том, что после унижения, нанесенного Франции Германией менее двадцати лет назад, ей бы не помешали герои, подобные Буффало Биллу, чтобы восстановить ее честь и славу.

Все лето Буффало Билл был самой популярной личностью в Париже.

Так что Тома был весьма разгорячен и возбужден, когда они с Эдит в начинающихся сумерках покидали арену. Дойдя до начала авеню Гранд-Арме, они не свернули на нее, а углубились в тенистый Булонский лес и прошлись немного по одной из его прелестных аллей.

Потом Тома поцеловал Эдит, и она ответила ему. Он ничего такого не планировал, но в аллее никого больше не было, и потому он внезапно опустился на одно колено и спросил:

– Ты выйдешь за меня замуж?

1462 год

Жан Ле Сур восседал в таверне, которую называли «Встающее солнце». Ле Сур означало «глухой».

Не то чтобы Ле Сур плохо слышал. Напротив. Он услышал бы, как иголка падает на землю за дверью. Говорили, что он слышал даже мысли людей. Ну а если кто-нибудь хотя бы подумал достать нож, у того человека не было бы шанса, потому что Ле Сур тотчас же приставил бы к его горлу свой нож и, вероятнее всего, перерезал бы от уха до уха – не по злобе, а из предосторожности. Красное Горло – так его еще называли.