Любовник моей матери, или Что я знаю о своем детстве - Диана Чемберлен

– Я не думаю, что он подталкивает Клэр, заставляя вспоминать прошлое. Поощряет, может быть, но не заставляет. Воспоминания приходят к ней постепенно. И достаточно медленно. Однако Клэр полностью поглощена этим опытом. Он стал для нее целым миром, а мне в этом мире места нет.

– Джон… – промолвила Пэт после недолгого молчания. – Эти ее воспоминания… Я не требую подробностей, просто скажи – это действительно так плохо?

– Как я уже сказал, мне кое-что известно из прошлого Клэр, о чем сама она не помнит. Это очень неприятные вещи, и…

– Не понимаю, как тебе может быть известно то, о чем не знает она сама?

– Неважно, – отмахнулся он от ее вопроса. – Просто поверь мне. Так стоит ли мне рассказывать об этом Клэр? Иногда мне кажется, сообщи я ей обо всем, и этой истории пришел бы конец. Ей бы уже не нужен был Рэнди. По крайней мере, для этих целей, – Джону не хотелось думать о том, что еще могло заинтересовать Клэр в этом парне.

Пэт ненадолго задумалась.

– Боюсь, я бы вновь дала тебе тот же самый совет. Такое чувство, что Клэр идет в своем темпе, Джон. Нет никакой необходимости давить на нее.

– Надеюсь, ты права, – кивнул Джон. Ему бы хотелось положить конец этому мучительному продвижению Клэр в прошлое, однако он боялся делиться с ней тем, что было известно лишь ему одному.

– А я надеюсь, что она обсуждает подобные вопросы со своим психотерапевтом, а не только с этим шарлатаном, – заметила Пэт. – Похоже, это действительно серьезная проблема.

– Ты права.

– В любом случае, я рада, что ты рассказал обо всем мне, – вздохнула Пэт. – Теперь по крайней мере я уже не так сержусь на Клэр.

– Только не оправдывай ее до конца, ладно? Иначе мне придется сердиться в полном одиночестве.

В комнате вновь воцарилась тишина. Мышцы рук Джона понемногу обмякли. Закрыв глаза, он обрел сон в дружеских объятиях Пэт.

Сиэтл

Ближайший киоск, в котором продавали «Вашингтон пост», находился в полумиле от больницы, и Ванесса взяла за правило ходить туда в обеденный перерыв. Начался процесс по обвинению Зеда Паттерсона в совращении несовершеннолетней, а местные газеты не уделяли этому событию особого внимания. Само собой, в прессе не печатали фотографию девочки, но Ванесса и без того ясно представляла ее себе. Худенькая и неуклюжая, больше похожая на ребенка, чем на девушку. Коротко стриженные белокурые волосы. Курносый нос и белесые ресницы – настолько светлые, что их едва можно было различить. Ванесса и сама не знала, откуда взялся этот образ. Но стоило ей в первый раз прочитать об обвинениях в адрес Паттерсона, и девочка, будто живая, возникла перед ее мысленным взором.

Даже когда в пятничной газете напечатали, что девочка с матерью пятью годами ранее эмигрировали в Штаты из Сальвадора, Ванесса продолжала цепляться за этот обманчивый образ заблудшего ребенка.

А заблудшему ребенку никто не собирался верить. На вторую неделю слушаний даже мать девочки с неохотой признала, что дочь постоянно ввязывается в какие-нибудь истории. Ее уже не раз ловили на воровстве, а ложь давно вошла у нее в привычку. Тетка девочки и вовсе окрестила племянницу «мерзавкой». «Другой такой в нашей семье нет», – заявила она.

Зачитывая свидетельские показания, Ванесса все больше утверждалась в мысли, что девочка далеко не в первый раз сталкивается с насилием. Ванесса была свято убеждена в том, что дети не рождаются плохими.

Группы, отстаивающие права женщин, также хранили подозрительное молчание. Ванесса догадывалась, что они, вроде Терри Рус, не спешили сбрасывать Зеда Паттерсона с его трона – в конечном счете это могло повредить им же самим. Газетные статьи пестрели сообщениями о многочисленных заслугах сенатора и том сочувствии, которое он испытывал к собственной обвинительнице.

«Очевидно, что девочка нуждается в помощи психологов и поддержке взрослых, – цитировали они Паттерсона. – И мы должны предоставить ей всю необходимую помощь».

На многочисленных фотографиях сенатор улыбался в спокойной и самоуверенной манере. «Я абсолютно уверен в справедливости нашей судебной системы», – это он заявил как минимум трижды. Ванесса лишь мельком смотрела на его фотографии, поскольку каждый взгляд на это лицо вызывал у нее настоящую изжогу.

Очевидно, что не одна она реагировала подобным образом на сенатора из Пенсильвании. На десятый день слушаний девочку срочно госпитализировали с гастритом. Врачи заявили, что это реакция на происходящее, но в окружении Паттерсона наверняка решили, что девчонка пошла на попятный. Она просто не представляла, во что ввязалась с этими обвинениями.

В других статьях имя Паттерсона всплывало в связи с тем или иным законопроектом, как будто ничего особенного в его жизни не происходило. Ванессе не раз приходилось задумываться, воспринимает ли кто-нибудь всерьез эти слушания. Почему никто не желал помочь девочке? Такое чувство, будто всем хотелось поскорее избавиться от нее.

Сообщение о госпитализации девочки появилось в газете во вторник. А уже в среду Ванесса сидела в одной из телефонных кабинок, расположенных в вестибюле ее больницы. Дрожащей рукой она набрала номер адвоката девочки, Жаклин Кинг. Ей удалось дозвониться лишь до помощницы адвоката, поскольку сама Жаклин была в суде. Представляться Ванесса не стала, а сразу перешла к делу.

– У меня есть информация по старому делу, также связанному с Зедом Паттерсоном. Скажите, это может помочь?

На другом конце трубки наступила тишина.

– Что вы имеете в виду под «старым делом»? – спросила наконец помощник адвоката.

– Если человек, пострадавший некогда от домогательств сенатора, выступит сейчас с заявлением, поможет ли это вашему делу?

Вновь тишина.

– Хотите сказать, что это произошло с вами?

Ванесса закрыла глаза.

– Да.

– Господи. Подождите-ка.

Ванесса почувствовала, как на лбу проступили капельки пота. Она судорожно схватилась за трубку.

– Вы же не станете записывать меня на диктофон?

– Нет. Мне просто нужно кое-что отметить для себя. Могу я узнать ваше имя?

– Нет. Мне важно понять…

– Как давно произошло то, о чем мы говорим?

– Тридцать лет назад.

Разочарование женщины было практически ощутимо.

– Да вы шутите, – промолвила она.

– Хотите сказать, это было так давно, что от моих показаний все одно не будет толку? – с затаенной надеждой спросила Ванесса. « Пожалуйста, скажи, что я ничем не могу помочь».

– Тридцать лет? Бог ты мой. Сколько же вам тогда было? Что он с вами сделал?

– Так вы говорите, что не можете использовать эту информацию?