Бедная Марта - Маурин Ли

— Надеюсь, вы не думаете, что в такую даль я добралась пешком, — начала она наконец. — Мне не по душе мысль о том, что приходится обманывать честных людей. В самом начале я действительно была уверена, что смогу дойти до самого Лондона, но тогда я не понимала, как это далеко. Не успела я пройти и пару миль, как ноги отказались держать меня. Я сидела на камне неподалеку от Ливерпуля, когда появился Клайв на своем автомобиле и подвез меня до Честера. И с тех пор Клайв постоянно оказывается рядом в нужный момент…

Вопреки обыкновению Клайв, всегда предпочитавший оставаться в тени, вспрыгнул на сцену и обнял Марту.

Все присутствующие засмеялись и радостно захлопали в ладоши.

— Вы одна на миллион, — крикнул кто-то. Марта ощутила, как атмосфера постепенно накаляется.

— У меня сын сражается во Франции! — гневно выкрикнула какая-то женщина. — От всего сердца благодарю вас, миссис Росси, за то, что вы делаете, привлекая внимание правительства к бойне, которая там разыгралась.

— Неужели вы полагаете, что правительству ничего не известно? — подала голос другая женщина. — Марта дает им понять, что и мы, широкая общественность, знаем, что происходит, что мы не тупые идиоты, которыми они нас считают. Что у нас тоже есть мозги.

— И получше, чем у них, — добавил какой-то мужчина.

— Каково это, Марта, провести ночь в тюрьме в Вулвергемптоне?

— Это было ужасно! — Марта содрогнулась.

— Что вы скажете премьер-министру, когда доберетесь до Лондона?

— Не знаю, — призналась она. — Я еще не думала об этом. Придется подождать и посмотреть, какие чувства я буду испытывать в тот момент.

Она гордилась собой и наслаждалась вниманием, восхищением и яркими вспышками, означавшими, что ее фотографируют. Она радовалась только что обретенной способности не теряться перед лицом толпы. И вдруг Марта поняла, что совершенно забыла о своем дорогом, любимом сыне, которого ей так не хватает. Откровенно говоря, она не вспоминала Джо вот уже целый день. Вместо этого она сидела в машине Клайва, восторгаясь старинными домами, или навещала пожилую женщину, которую именовали «ее светлостью». А теперь красовалась перед собравшимися, купаясь в лучах славы.

Нет, так не годится. И Марта поступила так, как подсказывало ей сердце, — она упала на колени и разрыдалась. Вокруг засверкали вспышки — ее фотографировали вновь и вновь. Толпа дружно вздохнула, и кое-кто из собравшихся заплакал вместе с нею.

На следующее утро, еще до рассвета, Марта потихоньку вышла из гостиницы в Уорике и зашагала по дороге к Оксфорду. Небо над головой переливалось всеми оттенками красного, но Марта, в своем нынешнем состоянии, никак не могла решить, хорошо это или плохо.

После некоторых раздумий она решила, что такое небо предвещает дурную погоду, поскольку красный цвет выглядел зловеще. Марта упорно смотрела себе под ноги, а когда все-таки подняла глаза, то увидела, что небо стало темно-серым, и только на горизонте была алая полоска. Там, несомненно, вставало солнце, хотя Марта сомневалась, что оно сумеет пробиться сквозь такую серую пелену. Запели птицы, но как-то неуверенно и робко, словно были измучены и испуганы так же, как и она.

Марта чувствовала себя несчастной и жалкой. Завтра она будет в Лондоне, и это страшило ее больше всего на свете. Зачем она вообще отправилась в путь? Сейчас ей хотелось только одного — вновь оказаться в Кингз-корт, где Лили и Джорджи скоро начнут собираться в школу. Сама она отправилась бы на работу на фабрику «Паруса и мешки Акермана», Карло храпел бы в постели, а Лондон оставался бы городом, о котором она знала лишь понаслышке.

Но ведь такой Карло ей не нужен, верно? Если бы она не поручила ему присматривать за детьми, он бы по-прежнему бродил по Ливерпулю, каждый вечер напиваясь до беспамятства. Или нет? В последнее время он, похоже, все-таки пытался начать новую жизнь.

Ребенок, сердясь на то, что его безжалостно разбудили в такую рань, затеял грубую игру в футбол у нее в животе, а чемодан оттягивал руку, и его ручка больно впивалась в ладонь. Хозяйственную сумку, которую Марта взяла с собой из дому, носить было легче, хотя бы потому, что ее можно было перебросить через плечо, когда она становилась чересчур тяжелой. Но теперь у нее было в два раза больше одежды, чем в начале пути, и обновки просто не влезли бы в старую сумку. Ноги болели, и прошлой ночью Марта вновь не сомкнула глаз.

— Проклятье! — обругала она живую изгородь, деревья и утомленных птиц. Дома, выстроившиеся вдоль дороги в начале пути, постепенно остались позади, так что она даже не заметила этого.

Мимо промчался автомобиль и остановился в нескольких футах впереди. Из него вышел Клайв. С непроницаемым лицом он обошел автомобиль и распахнул дверцу со стороны пассажирского сиденья. Когда Марта подошла к нему, он взял у нее из рук чемодан и сунул его в «шкаф» в задней части машины, пока она взбиралась на сиденье. Никто из них не проронил ни слова.

Они проехали несколько миль, прежде чем Клайв заговорил.

— Теперь с вами все в порядке? — Он явно видел, что Марта чувствует себя не в своей тарелке.

— Что заставляет вас думать, будто я была не в порядке? — сердито проворчала она.

— Полагаю, именно поэтому вы встали до рассвета, проигнорировали завтрак и отправились в путь в гордом одиночестве, не сказав об этом ни единой живой душе. И я даже готов был предположить, что вы провели еще одну ночь в полицейском участке.

— Это не смешно, — огрызнулась она.

— А я и не шучу. Я действительно подумал, что с вами что-то случилось. Кстати, мне говорили, что вчера вечером кто-то бросил кирпич в окно полицейского участка в Вулвергемптоне. — Клайв коротко рассмеялся. — На нем было написано: «Это за Марту».

— И это тоже не смешно, — фыркнула она. — Что же касается прошлой ночи, то она была ужасной, учитывая, что я грохнулась на колени в общественном месте, в зале для собраний, выставив себя на посмешище. Я заставила людей плакать, хотя мне никогда не хотелось, чтобы из-за меня плакали или били стекла.

— Марта, — строго проговорил Клайв, — когда я увидел фотографию Джо, мне самому захотелось расплакаться. Вы идете в Лондон не только ради себя самой, а и ради тех мужчин и женщин, которые тоже ненавидят эту проклятую войну, но у которых недостает времени, или мужества, или возможностей, или силы воли, чтобы пройти этот путь самим. Вы, конечно, можете сомневаться, что делаете это и для них тоже, зато они в этом уверены. — Его голос смягчился. — Вами восхищаются все, включая меня. — Она бы смутилась, если бы он рассказал ей, насколько сильно привязался к ней.

Марта обдумала его слова и, должно быть, решила, что он говорит правду, поскольку вместо ответа лишь поинтересовалась, куда подевался Алекс.

— Он еще в гостинице, доедает завтрак за всех нас, обжора.