Параллельщики - Татьяна Буглак

– Если вы уверены, что сотрудники конторы непричастны к преступлениям, и что прибор, находящийся сейчас в вашей квартире, создан именно для вызова помощи в случае нападения исконников в вашем мире, то почему мешаете правосудию изучить его и доказать правоту своих слов?

– Не мешаю, но обязана вернуть его лично, под роспись. Вдруг там какая-нибудь накладка возникнет, и вы обвините меня?

– О каких накладках вы говорите? – Следователи напоминали два заводных автомата, адвокат все так же молчал.

– Да хотя бы квартиру в мое отсутствие ограбят. Я здесь уже несколько дней. Или мои родители станут меня искать и найдут прибор? Вот как мне его дали под роспись, так и верну – под роспись.

– Вы понимаете, что не являетесь гражданкой нашей страны, а также официально признанным лицом без гражданства и в данном случае находитесь вне защиты законов? В ваших интересах пойти нам навстречу, тогда вы получите соответствующую медицинскую помощь и вернетесь к себе. В противном случае вам предъявят обвинение в соучастии в заговоре, незаконном пересечении границы и еще нескольких серьезных преступлениях.

Адвокат промолчал и на это. Я, закрыв глаза – они опять заболели от неприятного искусственного света, – попыталась рассмеяться:

– Вы противоречите себе. Если у меня нет прав, то вы спокойно можете забрать свой «кейс», а вы требуете моего разрешения. Значит, кое-какие права у меня есть. К тому же параллельщик по закону не может после попадания в ваш мир быть привлечен к ответственности за пересечение границы и нахождение без документов. Мой статус параллельщика не подлежит сомнению, все данные обо мне находятся в конторе, я имею постоянное гражданство. Ну а ваши обвинения – пусть суд решает, в чем и насколько я виновата.

– Все сведения о вас аннулированы после вашего исчезновения из Эмтора, ваше положение параллельщика необходимо заново подтверждать. Пока вы – никто.

– Что вам надо, а? – Я совсем выбилась из сил.

– Разрешение на изъятие прибора и правдивые показания.

– Я вам говорю то, что знаю. Разрешение – когда смогу передать прибор, заберете. Сейчас я сама ложку в руках не могу удержать, не то что встать с кровати. Я устала, мне плохо.

– Вы понимаете, что отказ от дачи показаний считается преступлением?

Я, не дослушав, «отключилась», но практически сразу пришла в себя от противного запаха нашатыря. В голове все так же гудело.

– Вы очнулись? – Один из следователей проследил, как медсестра вышла из комнаты, и встал. – На сегодня допрос окончен. Подпишите протокол.

Я с трудом сфокусировалась на протянутых мне листах бумаги, исписанных плохо читаемым, почти как у меня почерком. Взяла ручку и… аккуратно вписала внизу: «С протоколом не ознакомлена. Изымать любые предметы из моей квартиры запрещаю». Ну и подпись. Следователь поморщился:

– Ваше решение. Но оно, как и любое действие, имеет свои последствия для вас и для вашего… друга. До свиданья.

Они вышли, и я позволила себе снова «отключиться».

– Ната, ты почему не ела? – Лаки встревоженно будил меня. – Как ты себя чувствуешь?

Я открыла глаза. Все тот же свет, серые стены, белое, в голубизну, лицо Лаки.

– Устала, заснула…

– И эта скотина тебя не разбудила ни на обед, ни на полдник?!

Я повернула голову. На железном столике стояли две миски с супом, две – со вторым, две кружки с чаем и лежали два серых, неаппетитных пирожка. Лаки, едва держась на ногах от усталости, все же нашел силы на ругань:

– Ни на обед, ни на полдник не разбудила! А обязана была помочь, накормить. И ты хороша! Помереть хочешь? Вечным сном уснуть? Ешь! Обе порции!

– А ты?

Я с отвращением смотрела на еду. Вчера у меня при виде полной тарелки были приступы жесточайшего голода, а сегодня я заставляла себя есть, невольно вспоминая, что во время войны в Ленинграде равнодушие к еде было первым признаком приближающейся смерти. И восприняла эту мысль совершенно спокойно.

– Я рядом с установкой пробыл всего ничего, а ты – несколько часов. Мне можно и поголодать денек.

– Нет, я больше своей порции не осилю. – Я попыталась сесть, он помог мне, поддержал миску с совсем холодным супом – гадость невероятная, хорошо, не жирный, так что хоть съедобен, иначе бы весь рот застывшим жиром залепило.

– Как ты? – Лаки дождался, пока я не возьмусь за второе. – Они тебя не тронули?

– Нет. Тебя?! – Я снова вгляделась в лицо парня, на котором синева проступала все сильнее.

– Серьезно взяться за нас они не посмеют!

– Лаки, что происходит?

– Ешь давай! И ты обещала мне рассказать о мультфильмах. Спать я тебе больше не дам.

Когда медсестра принесла ужин, Лаки попытался высказать все, что думает о ее профессионализме, но та равнодушно ответила, что все зависит только от нас, она – не сиделка, а мы должны сказать спасибо за то, что находимся в таких хороших условиях.

Утро опять началось с противного, визгливого голоса медсестры, болезненных уколов и отвратительного завтрака. Потом Лаки снова увели на допрос, а ко мне явились вчерашние следователи и молчаливый адвокат, и «беседа» возобновилась, только велась она уже намного более жестко. Я старалась обдумывать каждый их вопрос, не говорить сразу, меня торопили, требовали немедленно ответить, пытались сбить с толку. Я и в обычное время не отличалась быстротой реакции, теперь же вообще не знала, что делать. К тому же мне пришлось отвечать на вопросы двоих, заранее подготовившихся, опытных следователей, отвечать, не зная, что произошло в том, да и в моем мире. Знала я только одно: ни команда Хаука, ни ребята Тихона не связаны с теми, кто готовил и первое нападение, и второе – в Эмторе. И уж тем более они не причастны к событиям в моем мире!

Сколько времени может вестись допрос? Час? Два? Пять? Помню, в новостях в моем мире мелькали сообщения, что кого-то из политиков сутки допрашивали. Не знаю, так ли это, но точно уверена, что со мной «беседовали» больше восьми часов. Не было перерывов ни на обед, ни на, простите, туалет, хорошо, что я утром мало воды выпила, и могла потерпеть. Нет, вру, один перерыв был, минут на пятнадцать, чтобы адвокат успел пообедать, ведь без него они не имели права меня допрашивать. Но уж лучше бы его не было совсем. Иногда я теряла сознание, меня приводили в чувство, и допрос продолжался, а равнодушная медсестра, брезгливо убирая ватку с нашатырем, ставила свою подпись на подтверждении моего отличного физического состояния. Именно медсестра, врача я за эти дни ни разу не видела.

После очередного обморока я, не выдержав, попросила его позвать, старший из следователей презрительно скривил губы:

– Все зависит только от вас, вы знаете это. Скажете правду, дадите доступ к аппаратуре – вас переведут в отдельную палату, пригласят к вам лучших врачей. Нет… В общем, смотрите сами.