Подпольная империя - Дмитрий Ромов

— А ты не знала? — поднимаю я брови.

— Да, не знала. Об этом вообще мало кто знал. Развязывай говорю.

— Хм… А теперь зато много кто, да?

— Чего ты тут умничаешь! — злится Айгюль. — Развязывай!

— А как мне узнать, что ты сейчас не врёшь, а говоришь правду? Ты же вон аферюга какая. Отвернись, у меня для тебя сюрприз, а сама бах по башке и дело к стороне. Я тебя развяжу, а ты мне мозги вышибешь.

— И что ты предлагаешь?

— Предлагаю?

— Ну, да, что ты предлагаешь? Чтобы я теперь навсегда связанной осталась?

— Хм, а это мысль, — улыбаюсь я и отгибаю лоскут, едва прикрывающий грудь Айгюль. — О!

— Эй! А ну! Развязывай, сказала!

Она начинает извиваться, пытаясь освободить руки. Но я свои узлы знаю, просто так не развяжешься. Я наклоняюсь и прикасаюсь к ней губами. Она вздрагивает и рычит от ярости.

— Нет, пока ты не успокоишься развязывать тебя нельзя, — смеюсь я и провожу кончиками пальцев по её щеке и шее, по ключице и плечу, а потом медленно двигаюсь к тому месту, которого только что касались губы.

— Егор! — хрипит она, и я уже не понимаю, чего в этом восклицании больше — гнева или мольбы.

Я легко сжимаю её грудь и она чуть слышно стонет.

— Не смей… — шепчет она, и я думаю, что она говорит «не смей останавливаться!»

Ну чего не сделаешь ради прекрасной дамы. Разумеется, я не останавливаюсь и избавляю её прекрасное тело от кружев, а потом развязываю узел на ногах.

— Хорошо, — жарко шепчет она, — что ты не оказался предателем.

— Это точно, — соглашаюсь я. — Но за разбитую голову придётся взыскать с тебя по полной.

И я взыскиваю. Ох, как взыскиваю.

В аэропорт меня везёт чёрная «Волга». Айгюль меня не провожает. Наше взаимное влечение — страшная тайна, о которой не должна знать ни одна живая душа.

Вчера она знакомила меня с поставщиками тканей и обещала подумать, возможно ли мне выйти на министерство пищевой промышленности. А за день до этого разбила голову рукоятью пистолета. Вот такие проявления чувств. Ну что же, секрет — значит секрет. Хранить тайны я вроде умею.

Домой я везу фрукты в дорожном ящике, сколоченном из тонких реек и напоминающем ящик для инструментов или даже саквояж. Все эти фрукты можно найти на нашем рынке, хотя, может и не той степени зрелости, учитывая различные методы транспортировки.

Мама приходит в восторг от этих гостинцев и от шёлкового платья с крупным узбекским рисунком. Раджа прыгает и лает от радости безо всяких подарков. Вечером я беру самые сочные и спелые фрукты и двигаю к Платонычу.

— Ну как, дядя Юра, скучал без меня?

— Скучал, конечно. И ещё немного волновался. Вернее, если говорить честно, много. Много волновался. Ты вот даже не позвонил ни разу, хотя наверняка мог бы в перерывах между пленарными заседаниями.

— А я на конференцию-то и не попал даже, — усмехаюсь я.

— Серьёзно? Чего так, с самого начала был похищен юными узбечками?

— Ты, дядя Юра, как всегда, в корень зришь. Да, был похищен и даже свезён в Афган ради проверки на вшивость и едва головушку свою буйную не сложил.

— Чего?

— Ага.

Я подробно рассказываю обо всём, что со мной произошло в поездке. Мы обсуждаем, обмениваемся мнениями и делаем прикидки, оценивая перспективы.

— Я понимаю, — говорит Большак, — обстоятельства так сложились, надо было жизнь свою спасать, но скажи мне, мы ведь не будем этим опиумом, или что они там тащат, заниматься?

— Нет, конечно. Об этом речи не было и быть не может. Я точно этого не буду делать.

— А если Ферик прижмёт? Возьмёт и скажет, что мол надо, брат, это будущее и всё такое и поставит перед выбором — или продавай отраву эту, или харакири. Что тогда?

— Сольём его сразу, — пожимаю я плечами.

— Сольём? Так у него кагэбэшники не самые последние в республике на довольствии стоят и сам секретарь. И как ты его сольёшь? Кому? В ООН письмо напишешь?

— Придумаем что-нибудь. Время есть ещё. Сначала он захочет к нам присмотреться, в любом случае.

— Ну не знаю, тревожно как-то. Надо страховаться. Наркотики — это очень грязный бизнес. Во-первых, он убивает людей, а во-вторых, самих торговцев тоже убивают.

Это уж я лучше тебя знаю, дядя Юра. Насмотрелся. И в жизни, и в кино. Сейчас всё как раз только начинается. Эскобар, например, только три года, как свой Медельинский картель создал. Так что весь шухер ещё впереди. И не просто шухер, а настоящая лавина. Остановить её я пока не в силах, могу только в сторонку отойти, но торговать дурью точно не буду.

Сидим долго, допоздна, а на следующее утро я иду к Куренкову и детально отчитываюсь о том, что, на мой взгляд, может представлять для него интерес. Кажется, он остаётся довольным моей миссией. Ну что же, я тоже доволен, что он доволен.

Следующий визит, вернее встреча у меня должна быть с Цветом, но я решаю сначала навестить генерала Печёнкина. Долго не мог принять решение, но всё-таки решил, поэтому бегу в областное УВД с надеждой, что он окажется на месте.

— Слышь, эй, ты куда?! — кричит мне молоденькая секретарша.

Почему не адъютант какой-нибудь, в конце концов? Раньше другая была, кстати, в годах. Я не обращаю на неё внимания и, приоткрыв дверь, заглядываю в кабинет.

— Ты что творишь!

Секретарша выскакивает из-за стола и летит ко мне.

— Да я только в щёлочку заглянуть, — усмехаюсь я, убедившись, что Печёнкин у себя. — Доложи. Скажи Брагин Егор Андреевич принять просят.

— Я сейчас охрану вызову, ты понял?! — грозно и громко шепчет она, в то же время, выдыхая с облегчением от того, что моя выходка осталась не замеченной со стороны шефа.

— Если не доложишь, пожалуюсь Глебу Антонычу, он тогда тебя у-ух! — пытаюсь запугать её я, да вот только он и так её уже наверное «у-ух»…

— Немедленно выйди отсюда! — наседает она, но и я не сдаюсь, поскольку очень хочу поговорить с Печёнкиным.

— Докладывай, я тебе говорю! Дело первостепенной важности, практически государственной.

— Дружкина! — доносится недовольный голос