Наследница - Борис Седов

Отыскать Тамару не составило большого труда, хотя опять отняло много денег и времени. Через ментов удалось узнать адрес квартиры, которую снимала Тамара, и где находилась Энглер в тот момент, когда взорвали машину. За квартирой установили наблюдение, нацепили на дверь элементарную насторож-ку из обрывка лески. Но Тамара не появлялась.

А Энглер в середине июля свалила из города. Дата сумел проследить ее до вертолета, а потом разговорить пилота, который рассказал, что Виктория улетела на месяц в Финляндию.

«Оно и лучше, — решил Ираклий. Пасти миллиардершу он, честно говоря, опасался. — А ну как заметит наружку? От этой бабенки можно ждать больших неприятностей».

Энглер уехала. Зато наконец объявилась Тамара Астафьева — начала каждый день появляться в квартире на Московском проспекте. Удалось даже сделать несколько снимков этой красавицы. Получились они, правда, не очень — фотографировать приходилось издалека, — но когда их по электронной почте отправили Монучару, тот остался доволен.

— Это она! Тамара! — радостно сообщил он по телефону. — Она и раньше любила закалывать волосы в хвост. И рост ее. И фигура. Уж это-то я узнаю наверняка. Нет никаких сомнений, это моя бывшая пленница! И я уверен, что именно она является теневым собственником Богдановских миллиардов. Она всем и заправляет. Это в ее характере, у нее всегда была психология лидера. И недюжинный ум. А Энглер только марионетка. Пока оставьте ее в покое. И продолжайте собирать материал на Тамару. Уже скоро… скоро мы хорошенько подоим эту стервозу на ее миллиарды. Эх, жалко, я не могу вернуться в Россию!

Минуло более года с того дня, 3-го декабря, когда я была официально признана обладательницей одного из крупнейших состояний в России. За это время Шикульский так больше и не учинил мне ни одной подлянки. Правда, ему последнее время было совсем не до этого. Болезненный Ельцин убрался в отставку, передав президентское кресло преемнику, молодому и энергичному. И тот с ходу принялся накручивать хвосты олигархам, наворовавшим за беспредельные девяностые огромные состояния. В числе первых оказался Шикульский. Я с интересом наблюдала по телевизору за тем, как его задержали в Испании, как там долго решался вопрос об экстрадиции. Дмитрий Романович, естественно, вывернулся. Но его влияние в России, как финансовое, так и политическое, не просто пошатнулось, оно обрушилось.

У меня же эти полгода, если не брать в расчет детство, были самыми счастливыми в жизни. В «Пинкертоне» и в «Богатырской Силе» всё складывалось как нельзя лучше. То в агентстве, то в концерне я пропадала целыми днями. Училась у Боса. Училась у Крупцова. Училась у Бакланова. Менеджменту, психологии деловых отношений, маркетингу, конфликтологии, программированию… При этом по всем предметам была круглой отличницей.

Я облетела на вертолете все предприятия, все мало-мальски значимые делянки «Богатырской Силы». За шесть месяцев я раз двадцать побывала в Москве. Слетала в Норильск, Красноярск и Белоруссию. Перезнакомилась с миллионом людей, в том числе и с теми, кто уже стал завсегдатаем рейтингов «Форбса». И эти обитатели финансового Олимпа приняли меня за свою без каких-либо сомнений. Даже без испытательного срока. И на маленьких, но далеко не скромных вечеринках, которые я иногда посещала, когда бывала в Москве, спокойненько обсуждали в моем присутствии такие глобальные махинации, что у меня волосы вставали дыбом. Уж не знаю, чем я снискала такое доверие. Своим светлым взором? Или тем, что была в этом кругу единственной женщиной? Притом малолеткой (дура-дурой!)?

Диверсии забылись. Ни министерство, ни журналисты, ни Иванов меня не доставали. Правда, начал всерьез беспокоить Олег. Точнее, начал показывать зубки, должно быть, почувствовав, что с каждым днем теряет власть надо мной; я становлюсь всё уверенней и всё настойчивее задвигаю его на задний план. Первый раз мы серьезно поссорились еще в январе, и это закончилось тем, что Олег свалил почти на целый месяц в Москву. На исходе третьей недели я всерьез затосковала и не выдержала — набрала его номер, извинилась сама не знаю за что и предложила мир. Который продлился чуть больше месяца, до следующего скандала. После чего этот вид семейного спорта стал для нас делом обыденным. Мы лаялись, мирились, по несколько ночей подряд спали в разных комнатах и в течение нескольких дней могли не обменяться ни взглядом, ни словом. До тех пор, пока кто-нибудь из нас не признавал своей капитуляции. Наступал мир. До следующей разборки.

Еще зимой я напрягла Гепатита навести рамсы о Монучаре. Оказалось, уже скоро три года, как грузин живет в Греции и не ведает горя. Я считала своим долгом такое горе ему обеспечить. И опять взяла в оборот Олега:

— Придумай, как мне поквитаться с этим нерусским. Привези его в Питер. Или давай вместе отправимся в Грецию, разберемся с Монучаром на месте.

Второй вариант Гепатит отверг сразу:

— Достаточно острых ощущений, не стоит какой-то хачик того, чтобы из-за него рисковать своей задницей. А вот насчет того, чтобы выманить или вывезти его в Петербург, можно подумать.

Правда, думать он не спешил. Бездельничал в Ольгино, развлечения ради лаялся со мной или иногда сваливал на пару дней в Москву. А последнее время еще и принялся проявлять необычайную активность в обустройстве моей личной жизни — то пытался уговорить меня выйти за него замуж, притом обязательно с заключением какого-то хитроумного брачного контракта, то начинал настойчиво требовать отказаться от активного участия в делах «Богатырской Силы» и влачить существование обычной домохозяйки и светской дамы. Притом всякий раз пеняя мне тем, что без него я давно бы была не миллиардершей, а трупом. Обычно, всё это заканчивалось стандартно — скандалом.

Уже в июле, после того, как в очередной раз разругалась с Олегом, я всерьез настроилась скататься в Финляндию, к Эльмару. Гепатит не возражал. Как ни в чем не бывало, выпросил денег «на представительские расходы» и, в свою очередь, принялся собираться в Грецию.

— Съезжу, проведу рекогносцировку, как там твой Монучар. Вернусь через месяц.

«Конечно, рекогносцировка — только прикрытие, — решила я, выписывая Олегу чек на пятьдесят тысяч баксов. — Едет шляться по греческим шлюхам. Пес с ним, пускай немного оттянется. Ведь я тоже отправляюсь не в паломническую поездку по монастырям».

В тот день я смирилась с фактом, на который последнее время старательно старалась закрыть глаза: безумная любовь к Гепатиту, что была еще полгода назад, испарилась без следа. Олег стал мне безразличен, и пора всерьез подумать о том, как потактичнее избавиться от него.

И всерьез заняться симпатягой Эльмаром.

Еще в начале зимы, на следующий день после утверждения наследства, когда Олег с Пляцидевским свалили в Москву, а Эльмар остался у меня на выходные, этот горячий финский парень приперся ночью ко мне, и я не стала его выгонять. После чего с завидным постоянством получала от Ярвела-младшего приглашения хоть на денек, хоть на два заглянуть к нему на остров на озере Пяйенне. Я была совсем не против. Но постоянно что-то мешало. Или у меня в этот момент было перемирие с Гепатитом, или я собиралась в Норильск, или меня ждали в Москве. Иногда Эльмар приезжал в Питер, но это были сугубо деловые поездки. Финн так больше ни разу и не побывал у меня в гостях в Ольгино. И с удивительной настойчивостью все слал и слал приглашения. Вернее, ничего он не слал. Просто звонил: приезжай да приезжай, мы все тебя очень ждем — и Маркус, и Микка, и Мари, и Матильда.