Навия. Западня - Елена Булганова

Пока я это обдумывала, даже не заметила, как оказалась на коленях у Сашки, его дыхание коснулось моих волос. Мысли о будущем как-то сами собой попятились на второй план.

– Скажи, – прошептала я, уклоняясь от его губ, уже скользящих по моей скуле навстречу моим. – Ты не хочешь, чтобы ко мне вернулась память, потому что боишься потерять меня?

– Больше всего я боюсь, что ты потеряешь себя, – отозвался он тоже шепотом. – Ты – такая, какой тебя воспитала мама, какой сделали все твои семнадцать лет жизни. А все остальное – это просто сон, понимаешь?

Я жалобно что-то промычала в ответ, не споря и не соглашаясь. В голове царил настоящий кавардак.

– Поспишь еще? – спросил Сашка. – Пока можно? Раз уж намерена бодрствовать ночь напролет.

– Да, наверно. – Вдруг навалилась дичайшая усталость, даже до чая дело не дошло. – Пойду в мамину комнату.

Никогда прежде Орлик не видел таких прекрасных и богатых городов – да и никаких не видел, кроме родного Кречета. Дома здесь словно соперничали друг с дружкой высотой и убранством, сверкали золотыми крышами и разноцветным мрамором стен, а простых деревянных или одноэтажных не было вовсе. Тротуары задорно искрились в солнечных лучах, выложенные не булыжником, даже не мрамором – разноцветными каменьями, которые в прежнем мире ценились весьма высоко, а такого размера – и вовсе никогда не встречались.

А вот сами мостовые, по которым ступали гулко ноги мохнатых гигантов, были идеально гладки, выстланы металлом вроде серебра. Казалось, что не одно, а сотни солнц светили над дивным городом. Люди в ярких одеждах по мостовым прохаживались неторопливо, с удовольствием разглядывали процессию, что-то бурно обсуждали и выглядели беззаботными и счастливыми. А за всеми этими золотыми крышами высилась еще одна стена, за ней исполинский холм, а на холме – еще более великолепные строения с белыми стенами и вроде как прозрачными крышами. На башнях флагами реяли облака.

Они ехали по чуть пружинящей серебряной дороге, пока у одной из развилок животные не разошлись в разные стороны, и скоро Орлик увидел впереди великолепный замок, возможно, самый высокий и прекрасный из всех, что ему уже довелось повидать в этом городе. Словно сами собой разошлись в стороны створки золотых ворот, и виден стал бескрайний двор, поделенный на части, как пирог, с разбегающимися от замка садами и палисадниками, укрытый сверху виноградными лозами. Едва вошли в него, как два охотника с гиканьем запрыгнули на спину животного и стали сгонять перепуганных пленников вниз.

Отворились двери замка, и три человека разом вышли из них, неторопливо направились к месту разгрузки каравана. Шагал, гордо вскинув голову, мужчина средних лет, с лицом властным, но открытым, светло-каштановые кудри волнами лежали на его плечах. На мужчине была светлая рубаха с высоко поднятым воротом и просторными рукавами, широкий пояс сплошь расшит драгоценными камнями. Опираясь на его руку, семенила рядом миниатюрная улыбчивая женщина – волосы уложены в высокую прическу, светло-зеленое легкое платье без рукавов расшито кружевами, летящими и легкими, как паутинки. Оставив ладонь мужа, женщина поспешила вперед, ее маленькие руки гладили головы детей, из губ лилась непонятная, но, несомненно, ласковая речь. Напуганные переменами детишки так и липли к ней. И охотно побежали следом, когда женщина жестом позвала всех малышей в дом.

Хозяин же, подозвав к себе одного из охотников, медленно пошел вдоль согнанных в шеренгу взрослых пленников, всматриваясь в их лица, но избегая взглядов – угрюмых, испуганных, молящих.

Вот он на мгновение остановился напротив Орлика, довольно прицокнул языком и уже хотел двигаться дальше, как вдруг идущее рядом с ним чудовище потянулось к юноше своей скрытой под маской мордой, втянуло шумно воздух и тут же залопотало что-то злобно и испуганно. Мужчина разочарованно вздохнул и отдал короткий приказ, чудовище уже протянуло вперед свои когтистые конечности, но тут прозвучал протестующий возглас, и перед Орликом возник тот, кто держался прежде в отдалении.

Сперва Орлик решил, что это мальчик, но потом сообразил – нет, девушка. Просто прежде ему никогда не приходилось видеть девушек, столь странно одетых: узкие штаны из вроде как кожи, но пупырчатой и черной, словно мазут, белая рубашка, как у мужчины, и тоже пояс, но не с драгоценными камнями, а с яркой вышивкой. Светлые вьющиеся волосы доходят до середины тонкой шеи, небрежно заправлены за уши. Орлик сразу припомнил: такой длины волосы он видел у Деи после того, как она еще девчонкой долго и тяжело болела, и он однажды, не утерпев, пролез по стене в ее светлицу, хотел убедиться, что его подруга жива.

Но Дея тогда засмущалась так сильно, что мигом накинула на голову платок и швырнула в него прялкой, да и потом еще долго дулась. А эта девица без всякого смущения спорила с мужчиной – наверно, отцом, – который уже готов был уступить. Вздохнув терпеливо, он снова что-то сказал охотнику, тот впился Орлику в плечо своими когтищами так, что тело свело болезненной судорогой, и потащил в сторону замка. Втолкнул в гулкое помещение, занимавшее, похоже, весь нижний этаж замка. По количеству утвари сын старейшины сообразил, что ему, должно быть, предстоит работать на кухне.

В первые недели на новом месте Орлик осматривался и пытался постичь странности, которые составляли обыденную жизнь замка. Слуг-людей здесь не наблюдалось, работали на кухне и прислуживали хозяевам трехметровые существа с темными жутковатыми лицами и болотного цвета волосами, небрежно перевязанными веревками. Они без труда и усталости исполняли любую работу, лишь время от времени замечая Орлика и жестами поручая ему вычистить котел, натаскать воды из колодца, чаще – развести огонь в огромной печи. Здесь, как и на поляне, все необходимое обитатели замка получали из пламени. Между собой здешние слуги переговаривались трескучими голосами, есть ничего не ели, только пили воду из огромных жбанов, погружая в них надолго головы. А на закате, когда вся работа была переделана, уходили в сад и словно растворялись среди деревьев.

Еще Орлик узнал, что охотников здесь называли сукрами, они неустанно рыскали днем по периметру стены, стояли у ворот, охраняя замок. Но едва спускались сумерки, гурьбой устремлялись в крытый загон в дальней части двора, и до рассвета оттуда слышался звериный вой и злобный визг.

Доставленных пленников содержали где-то во внутренней части замка и как слуг не использовали. Орлик пытался приблизиться к ним, но всякий раз на его пути возникали сукры, злобно скалились в прорези масок. Детей он видел каждый день, утром их выводили во двор, выстилали его коврами и расставляли на них блюда со сладостями и кувшины с напитками. Иногда, покидая дом, хозяин захватывал с собой одного или пару ребятишек и никогда не приводил обратно, но остальные уже сделались так толсты и ленивы, что не проявляли ни малейшего беспокойства из-за утраты товарищей.